В холодильнике нашей летней кухни нашлись портвейн и сыр — лучшие из крымских лакомств. Мы опоздали на пансионатский обед, потом ужин. Слишком высоко было за ними ходить. Вынесли стулья на улицу, разложили дары Крыма. Если бы нас видели отдыхающие из большого шахтерского корпуса, они прожгли бы своей ненавистью к нам дыру в доме. Но было темно. И платан защищал нас. Территория пансионата была обнесена забором, одна его стенка была совсем близко. В траве и кустах у забора подозрительно шуршали, шипели и сопели. Мы пили портвейн, обсуждая низкие звезды, как обсуждают светских красавиц, у которых во время приема случайно обнажилась грудь. Звезды заливались краской стыда, в кустах шуршали все яростнее. «Змеи», — предположил кто-то из нас. Девушки подняли ноги. Мусестр взял палку и пошел в ночь. Через минуту он позвал и меня. В руках он держал здорового, пыхтящего, сучащего лапами ежа. «Вот тут кто!» Через полчаса мы наловили с ним штук двадцать ежей. Сестра налила им в блюдце молока. Ежи разбрелись по разным углам кухни и застыли в придуманных позах, как игроки в «море волнуется раз». У кого-то из-под иголок высунулась лапа, да так и осталась торчать наружу, кто-то застыл на середине комнаты. Со временем фигуры начали оживать, шевелиться, двигаться. Они были разных размеров и даже расцветок — видно, это были разные семьи, и взрослые, и дети. Самым смелым мы придвигали блюдце с молоком, даже тыкали носом в белую жижу, но ежи категорически отвергали наше дружелюбие. «Они в шоке», — сказала сестра. Еще через какое-то время началось и вовсе странное. Ежи начали принюхиваться друг к другу, а потом толкаться. «Они дерутся!» Самцы отошли от первого шока и начали защищать своих колючих самочек. Битва ежей! Виданное ли дело? А дело и вправду шло к битве. Тогда мы, отсмеявшись, разнесли всю колючую братию обратно, по разным кустам. Возможно, мы перепутали их родовые поместья, и битва за территорию и женщин продолжилась, потому что всю ночь то тут, то там потрескивали кусты и были слышны сопение и возня. А может быть, наша выходка возбудила их, поломав устоявшийся быт и нравы, и нынешней ночью по новой внезапной любви были зачаты симпатичные ежата, вопреки вековым законам ежиных семейств. Еще ночью кряхтел над нашим домиком старый платан и ронял на крышу сухие ветки. Спать было невозможно. Мы пытались заняться то ли сексом, то ли любовью, но кровать отчаянно скрипела и будила все живое в округе. Я заснул только под утро.
Что делать отдыхающему в Крыму? Наслаждаться морем и солнцем, фруктами и вином. Море и солнце надоели через день. Фрукты и вино — через три. «Давайте поедем в «Ласточкино гнездо»!» Виденное на почтовых открытках, оно было совсем рядом. Сесть на автобус, проехаться по серпантину и — вот. Ласты, маски, купальники, в путь. Само «Ласточкино гнездо» ничем не запомнилось, внутрь не пускали. Мусестр предложил загорать на островке прямо под замком. Мы взяли лодку и доплыли в десять минут. Никого, кроме нас, не было. Но сестра загорать топлес категорически отказалась, и ты с ней за компанию. Мы ныряли с масками, исследуя дно. Минут через тридцать вода у дальней скалы забурлила, и над ее поверхностью показалась одна голова, вторая, третья…
— Вы откуда? — Наше замешательство сменилось любопытством.
— Тут пещера сквозная, но нужен фонарик, иначе заблудитесь. Здесь снимали «Человека-амфибию»…
Первым решил исследовать пещеру мусестр, занимавшийся раньше подводным плаванием. Мы в напряжении прождали десять минут, после чего он наконец соизволил вынырнуть:
— Классно! Набираете воздух, по одному ныряете за мной. Надо поднырнуть под скалу, там увидите свет, тогда всплывайте.
Внутри оказалась довольно просторная пещера со своим галечным дном, на которое мы и вылезли из воды. Сверху сквозь скалу пробивался солнечный свет, стены отражали голоса. Куда-то внутрь уводил темный тоннель. Посовещавшись, мы решили в этот раз дальше не ходить. Возьмем фонарик и приедем еще раз — решили мы.