Крым, я люблю тебя. 42 рассказа о Крыме [Сборник]

…Все это происходило в незабвенном 1989 году, в августе, в студенческом лагере Московского энергетического института. Как-то раз мы пришли в гости к Анечке Дубовой — собирались на дискотеку. Анечка с подругами жила в Ущелье[12] на первом этаже, где с большим чувством собственного достоинства пользовалась «путевочными» благами. Она вообще была «правильная» девочка. Ночевала в домике, не пила «чпок», водку и самогон… ну, если только «Массандру» иногда. Она делала себе освежающие маски из персиков и уходила с пляжа ровно в одиннадцать часов утра — как раз тогда, когда мы туда приходили. Она даже не курила! При этом была очаровательно лояльна и глубоко любима самой рваной «рваниной» (пять-шесть ребят) в лагере. То ли потому, что они все были с ее потока, то ли, как мне иногда казалось, по каким-то эзотерическим причинам. Мы не проявляли оригинальности в этом вопросе и, подобно многим, любили Анечку. А она любила нас.

Был вечер. Мы салонно беседовали в перерывах между хересом и макияжем, хохотали над «Крокодилом» и менялись шмотками. Закончив умащивать свежевымытые, темные, змеящиеся, словно у Суламифи, волосы гелем, Анечка выложила на кровать футболку цвета травы в бразильском сериале. И сказала:

— Я где-то прочла, у классика какого-то… У Бальзака, что ли… нет, у Довлатова… Неважно, в общем, прочла, что зеленый цвет идет только по-настоящему красивым женщинам.

Естественно, мы тут же стали по очереди примерять футболку, вознамерившись выяснить, кто же из нас по-настоящему красивая. Оказалось — все. А вы как хотите?! Могло случиться иначе, если все мы были двадцатилетние, счастливые и хмельные, с ногами цвета шоколадного масла и волосами, выгоревшими от солнца и шварцкоповской «Супры»? Футболка пошла по рукам, то есть по кругу. Вчера ее носила Викса, позавчера — Нина, завтра будет носить Маринуля, и так далее. Может, даже когда-нибудь наденет и сама Анечка. Но вот что значит — Судьба! Именно сегодня была моя очередь.

Утром я сняла ее с веревки за палаткой, куда аккуратная Викса вешала после стирки белье. Благоговейно приложила к себе. Но посмотреться было не во что, зеркала на горе мы как-то не завели. А потому я просто ее надела, мгновенно и отчетливо ощутив себя красивой. Настолько красивой, что больше надевать ничего не стала, кроме плавок и шлепок. Футболка была безразмерная и сидела на мне, как… в общем, сейчас в таких платьицах ходят в клубы. Но сам цвет тогда! Дерзкие ростки еще недавно запретной свободы, пробившие серый потрескавшийся асфальт «совка». Ему даже песни посвящали: «Твои зеленые лосины», «Девушка в зеленой бейсболке»… и так далее. Долго, с фанатизмом истых художников, мы пытались добиться желанного оттенка в домашних условиях. Разводишь в воде пакетик сухой текстильной краски и варишь юбку или колготки в кастрюле на кухне. Только такого цвета все равно не получалось. Получалось, конечно, но не то.

Этим утром мало кто пошел на пляж. Все готовились. Именно сегодня… Как я мечтала об этом, слушая рассказы очевидцев и непосредственных участников! Не веря, что так бывает на самом деле. Веря, однако, что «Это, Настенька, все равно не расскажешь… это надо видеть!». Да, точно. Теперь я понимаю. И невозможно хочется поделиться впечатлением со всем остальным миром, но говорю вам: ЭТО не расскажешь. ЭТО, ребята, надо видеть! Ну а еще лучше — чувствовать.

Солнце кипятило воду в море, жарило брезент палаток на горах, варило оставленный в бутылках спирт, запекало до полной готовности плиты эллинга и дорожки Ущелья. Герои праздника — культорги Егорушкин и Сурэн — репетировали на площадке у домика начальника лагеря. Массовка азартно мазалась гуашью, делая из себя чертей, русалок и людоедов. Племена амазонок наворачивали на головах дикие кудри: я тогда впервые увидела, что в гладилке могут включаться не только кипятильники, но и парикмахерские щипцы для завивки… Ну а остальные степенно пили пиво на Госпиталке[13]. Предвкушали…

Мы с Виксой, Маринулей, Ксюхой и Оленькой Смирновой не без удовольствия обнаружили себя в числе остальных. Пива было много: ради такого случая мы запаслись заранее, отстояв вчера очередь в «Гром и Молнию». Потом, плавно и неощутимо, так же, как жаркий ветер, гуляющий по лагерю, мы переместились из тени курилки на горячие узкие лавочки вдоль спортплощадки. Там проверяли микрофон. Ждали, пока рассядутся, разлягутся и встанут зрители, втаскивали остатки декораций на арену действий… И началось!

Я смотрела на все это, как октябренок, впервые попавший на елку в Кремль. Подобное чувство чуда и забытья было еще, помнится, годика в четыре, когда родители в преддверии Нового года привели меня в «Детский мир». Тот самый. И там я увидела эти огромные часы с двигающимися глазами, елку до потолка, которого нет; услышала шелест мишуры, волшебный звон елочных шаров; ощутила на лице отражения разноцветных огоньков, а во рту — сливочное крем-брюле в вафельном стаканчике…