Журналисты и публика занимали очередь к дверям суда с ночи, потому что мест в зале был намного меньше, чем желающих. Не попавшие толпились в коридоре или на улице.
Нас с мамой не было там. Папа попросил, чтобы не приходили, Михаил Жанович и Аня Емчик его поддержали.
– Ясно, – сказала мама. – Чтобы судья на нас не смотрел и не думал: вот она, цена вопроса! Вот из-за кого ты на это пошел! Хорошо, чем больше дам тебе срок, тем дольше ты этих красоток не увидишь, скотина!
Михаил Жанович огорчился таким непониманием сути дела:
– Ирочка, я тебя умоляю, это абсолютно и совершенно ни при чем! Для судьи… Кстати, знаешь, как его фамилия?
– Нет.
– Рукосуйко! Нарочно не придумаешь! Так вот, для этого Рукосуйки все давно решено, вернее, за него решили! И на это решение ничто не повлияет, у него приговор уже написан!
– Может, даже знаете, что в нем?
– Не знаю, но предполагаю с большой долей вероятности! Прокурор, скорее всего, попросит десять лет строгого режима и примерно восемьсот миллионов рублей штрафа. Судья присудит восемь лет и сбавит сумму до полумиллиарда. Девочки мои, Олег просит вас не присутствовать не потому, что это на что-то повлияет, он не хочет, чтобы вы страдали! И слушать все это неприятно, и глазеть на вас будут, и с вопросами лезть!
– А Сулягин будет на суде? – спросила я.
– Вызовут в обязательном порядке. Но вряд ли он явится.
– Разве так можно?
– Легко. Болеет, уехал в командировку, улетел отдыхать.
– Но он же главный свидетель! И участник! Он же ему эту сумку с апельсинами давал!
– Да, и что? Вот поэтому и лучше, если вас не будет. Чтобы не начали возмущаться и задавать ненужные вопросы. Чтобы судью лишний раз не дразнить.
– Но вы-то будете дразнить? – спросила мама.
– А как же! Это – наша работа!
Я следила за ходом процесса через интернет. Иногда включала телевизор. Там все было ожидаемо – наше независимое, но государственное телевидение с самого начала всеми своими каналами было на стороне обвинения. То и дело проводились ток-шоу о вреде коррупции и взяточничества. Самыми жаркими обличителями мздоимства там были, конечно, матерые коррупционеры и взяточники. Спектакль, в котором у каждого своя роль.
И на суде был спектакль.
Предъявили запись телефонного разговора. Сулягин звонил моему папе из Перми, сказал, что хочет по возвращении прийти и обсудить важный вопрос. «Наш вопрос», сказал он. Попросил, чтобы папа заранее обозначил какие-то параметры. А папа посоветовал сходить в местный театр оперы и балета, который славится на всю страну, вспомнил, как недавно слушал «Любовь к трем апельсинам» в театре Станиславского. Вот приедешь, сказал папа, давай вместе сходим, приобщишься к высокой культуре. Сулягин ответил, что он не против высокой культуры, но оперу не любит, потому что не понимает, о чем поют, а он любит знать содержание. Папа, наверное, был в хорошем настроении, он просветил Сулягина, пересказал ему содержание. Сулягин сказал, что это, конечно, интересно, но ему живые апельсины нравятся. Кстати, его жене исторические родственники присылают с исторической Родины, из Средней Азии, он может привезти в подарок. Папа сказал: «Ладно, давай» – и на этом разговор кончился.
Этот диалог подвергли психолингвистической экспертизе и обсуждали три дня. Обвинение видело в нем прямые доказательства. Во-первых, ясно прозвучала цифра три. Во-вторых, приглашение на оперу было формальным: в ближайшем репертуаре театра Станиславского и Немировича-Данченко «Любовь к трем апельсинам» не значилось, следовательно, обвиняемый звал на несуществующее мероприятие, давая этим понять, что имеет в виду нечто другое. В-третьих, разговор про оперу начат сразу же после просьбы Сулягина обозначить параметры. Уточним, рассуждало обвинение, что под параметрами Сулягин имел в виду временной отрезок, за который мог быть решен вопрос, но подсудимый понял это как пожелание назвать точную сумму. И назвал. В-четвертых, в словах подсудимого содержатся интонационные акценты и ударения, указывающие на конкретный подтекст. В частности, закончив пересказ содержания, он произнес следующую фразу: «Нашел девушку – найди водички, обеспечь ее». В ней четко слышен нажим на слове «обеспечь», на его настоящий смысл, имеющий отношение не к девушке, а сами понимаете, к чему. В-пятых, Сулягин конкретизировал тему апельсинов, желая убедиться, что речь не об опере, и получил фактически утвердительный ответ. «Ладно, давай» – прямое требование мзды.
Я думала, обвинение постесняется выдвинуть доказательством то, о чем в шутку говорил Михаил Жанович – что апельсин, как и лимон, есть фрукт цитрусовый, а лимон – это жаргонное словечко, обозначающее миллион. Нет, не постеснялись. Добавили при этом, что понимался, конечно, не миллион в рублях, ибо чиновник такого ранга в рублях взяток не берет.
Михаил Жанович и Аня Емчик отбивались, как могли.