Ксю. Потустороння история

Да, именно так я сказала бы при первом взгляде. И телосложение, и осанка, и темные, вьющиеся, густые волосы до плеч, все у пришедшего было молодое. Одежда подчеркивала: белая футболка с треугольным вырезом на рельефном торсе, белые джинсы в обтяжку на длинных ногах. Все остальные друзья Оли, да и она сама, тоже были как на подбор моложавыми, будто изо всех сил старались задержать увядание и ветшание, и все-таки это были пожилые люди, а для меня и совсем старики и старухи, но Альберт Петровский, он же Алик, в свои пятьдесят семь казался застрявшим где-то в тридцатилетнем возрасте. Но чуть позже, когда он сел рядом, между мной и Олей, я увидела и красную морщинистую шею, и сухую, скукоженную кожу на кистях рук, покрытых коричневыми пигментными пятнами.

Он был похож, вижу я теперь, зная намного больше и имея неограниченный материал для сравнения, на тех рок-музыкантов, которые начинали аж в шестидесятые годы прошлого века, будучи все сплошь поджарыми, – может, агрессивная музыка своими жаркими децибелами вытапливает из них лишний жир? – и такими остались до глубокой старости, и скачут на сцене бодрее многих молодых, тряся седыми патлами.

– Гляньте-ка! Трезвый Алик пришел! – такими словами встретила Люся Петровского. – И не обкуренный, не под кайфом!

– Обижаешь! – громко, как со сцены или издалека, ответил Алик. – Я всю жизнь под кайфом. Но это не алкоголь и не наркотики, а собственный мыслительный процесс!

С этими словами он подошел к Оле, встал перед ней, и она тоже встала, он обнял ее и троекратно поцеловал.

– Счастье мое, поздравляю!

– А подарок где? – не унималась Люся.

– Я сам подарок. Это вы вечно нанесете то, что ей не нужно. Тебе же ничего не нужно, да, Оль?

– Мне и тебя-то не очень нужно, – сказала Оля, но мне показалось, что Алика ей видеть приятней, чем других присутствующих мужчин.

Потом я узнала, что не ошиблась и что для этого были причины – Алик когда-то Оле по-настоящему нравился. И не только ей, у Нины он почти год был промежуточным мужем между первым и вторым браком – жил у нее, кормился у нее, спал с ней, как настоящий супруг, но оба знали, что никаких перспектив у них нет – Алик ни с кем и никогда не был в долгих отношениях, институт брака презирал, детей терпеть не мог, при этом регулярно подживался у разных женщин, а в остальное время обитал у родителей, до сих пор крепких в свои восемьдесят с лишним, и оба трудятся – отец консультирует несколько небольших фирм по финансовой отчетности, всю жизнь проработав в банковской сфере, а мать – художница, пишет картины-фантазии о жизни идеально красивых мужчин и женщин, которые эротично, но целомудренно обнимаются на фоне ярких пейзажей далеких планет, наполненных стадами диковинных животных, пасущихся на фиолетовой или багровой травке, – все это Оля мне подробно описала. Картины неплохо продаются, заработок у отца тоже весомый, поэтому Алику нет нужды работать. Но не всегда он сидел без дела – закончив Саратовское театральное училище, несколько лет подвизался (господи, как нравятся мне эти редкие слова, которые я никогда не употребляла при жизни!), подвизался он актером на сценах то театра юного зрителя, то театра драмы, как и Денис, первый мужчина Оли, но, как опять же Денис, главных ролей не получал, а проходные уязвляли самолюбие, поэтому Алик, умея немного играть на гитаре и петь, стал сам себе театром, начал выступать в разных местах. Память у него, рассказывала Оля, всегда была бездонная, он знал наизусть сотни песен, из них составил несколько программ – для ветеранов армии в дни 23-го февраля и 9-го мая, для женщин в день 8-го марта, для милиционеров, железнодорожников, для медицинских работников, для всех государственных и профессиональных праздников. Особо ценилась его универсальная лирическо-юмористическая программа, с которой он каждый год летом объезжал причерноморские курорты; там у него были постоянные импресарио и заказчики, там они имели неизменный успех – пел что-нибудь задушевное для отдыхающих дам, а к концу выступления веселил отдыхающих кавалеров охальными стишками собственного сочинения, где остроумно высмеивались косность и лицемерие общества по отношению к половой жизни граждан. Отдыхающие кавалеры хохотали, дамы слегка смущались, но при этом ясно понимали, что у этого потрясающего красавца, проникающего в душу своим потрясающим баритоном, ни косности, ни лицемерия по отношению к половой жизни нет. И часто находили возможность убедиться в этом.

Все друзья и знакомые Оли принимали Алика таким, как есть, даже не завидуя – завидовать можно чему-то достижимому, Алик же был уникален.

Только Люся ненавидела его открыто и демонстративно, причины Оля не знала, а сама Люся ничего не говорила, Алик тоже загадочно молчал.

После объятий с Олей он сел рядом со мной, повернул ко мне голову и долго смотрел с подчеркнутым изумлением, дожидаясь, когда я сама не выдержу и что-то скажу. Я сказала:

– Ксения.

И протянула ему девичью ладошку. Я знала, что ему этого хочется.

Он взял ладошку двумя пальцами и покачал.

– Кто ты, дитя, откуда?