Так вот, Бояринова-мать успела за секунду что-то подумать о каждом – о Коляе, что человек не самый приятный на свете, но нужный, с ним надо поддерживать отношения, о Нине, что она хабалка, от которой надо держаться подальше и ее саму держать на расстоянии, не то испортишь себе репутацию, об Антоше, что он мужчина хоть и фактурный, но скучный, однако тоже полезный, преподаватель университета, вдруг кто-то из детей друзей и знакомых будет туда поступать, пригодится, о красивенькой девушке рядом с Антошей, племяннице Оли и дочке того самого Кухварева – что она, с одной стороны, пока не пригодится, но ведь отец ее рано или поздно выйдет и наверняка опять будет ворочать большими деньгами, так у них, в Москве, все устроено – чести лишить могут запросто, но бизнеса – ни за что, с ней лучше поддерживать теплые отношения, об Алике, что он, конечно, неувядаемый красавец, с которым хорошо бы разочек это самое, но нет, даже рисковать не стоит, да и заразу можно подцепить от такого беспутного мужика, об Оле – что несчастная она все-таки женщина, сидит сиротски за столом, в сиротском интерьере, среди этих убогих стен, обклеенных допотопными обоями в цветочек, совсем не умеет радоваться жизни, но это и понятно – больная; наверно, самая страшная болезнь – потерять интерес к жизни, болезнь самоубийц, о Сурове, что он чуть ли ни в отцы тут всем годится, а туда же, спорит по-молодому, вытягивая тощую петушиную шею, а ведь о Боге пора подумать, к которому скоро придется явиться, Бог круче любого прокурора, все знает и помнит, в том числе то, что отец ты, Суров, был поганый для нашей снохи, ничем ей не помог, ничем не поучаствовал в ее жизни, в отличие от нас, которые с утра до ночи колотятся, чтобы и себя обеспечить, и дочку, и будущих внуков, о Люсе, что – вот с кем дружить надо крепко и постоянно, женщина высокого полета, миллионерша, сам губернатор был у нее не так давно на дне рождения, да что губернатор, говорят, сам Володин, великий земляк, прилетал из Москвы на пару часов спецрейсом, у особняка Люси полиция по такому случаю дежурила, а охраны было больше, чем гостей. Одновременно Бояринова-мать успела подумать и о сыне, что таким гордиться можно – самостоятельный, маму любит, жену в порядке держит, которая хороша, грех хаять, и тоже девушка самостоятельная, но все же беспризорницей росла – при живых-то родителях!
Житейский опыт Бояриновой-матери сразу почуял – что-то зреет в этой разношерстной компании, пахнет сварой и скандалом, и лучше держаться от этого подальше. Так и возникло решение, которое Бояринова-мать приняла и огласила, сказав, что они ненадолго. С мужем она это не обговаривала, поэтому на лице Бояринова-отца мелькнула тень легкого удивления, тут же перешедшего тоже в принятие, потому что он безоговорочно доверял супруге, и он на ходу кивнул, подтверждая: да, мы ненадолго. А сам нес большую коробку, на которой была изображена микроволновка.
– Оля, с юбилеем! – громко сказал Бояринов-отец, вернее, прокричал, чтобы перекрыть шум.
– Там куча функций! – закричала и Бояринова-мать. – И встроенный тостер, очень удобно!
– Да ладно тебе, Коля! – усовестил справедливый Антоша. – Я не знаю, сдавал ты его или нет, дело темное и недоказуемое, но что отношения не имел, это ты брешешь!
– Как сивый мерин! – хохотнула Нина.
– Вот именно, – нехотя согласилась Люся.
– Спасибо, спасибо, – Оля поднялась навстречу сватам, взяла коробку и озиралась, не зная, что с ней делать.
Паша выручил, схватил коробку и понес на кухню.
– Как жизнь, как дела? – спросил Алик Бояринова-отца.
– Лучше всех, но хуже многих, – смеялся тот.
– Вы садитесь, садитесь, вот сюда, – Наташа вела свекровь к тому месту, где сидела сама.
– А ты, а Паша? Мест, что ли, нет?
– Стулья есть, а за столом, ты же видишь, уже негде. Мы насиделись, мы скоро вообще пойдем.
– Куда это? Давайте вместе, я же сказала, мы на минутку.
– Точно, – подтвердил Бояринов-отец. – Да и ели недавно, так получись, с обедом затянули и буквально только что… А пить тем более нельзя, я за рулем.
– Знаете что, надоело! – выкрикнул Коля. – Вам козел отпущения нужен, так вот, я вам не козел, ясно?! И большой вопрос, кто кого сдавал, может, Камкин сам сексотом был, вот и стал потом грехи замаливать, в ангела превратился!
– Ну ты и гад! – развел руками Суров, сказав это почти с восторгом.
– Оль, скажи ему, ты же знаешь! – попросил Коля.
– Я знаю только одно, – ответила Оля, – что в нашем возрасте дни рождения напоминают поминки, только покойник не в гробу, а за столом. Быстро выясняется, что о покойнике сказать нечего, вот и начинают или анекдоты травить, или выяснять отношения.
– Почему же нечего? – не согласился Бояринов-отец. – О каждом всегда есть что сказать.
– Ошибаешься, Игорь. Если про каждого из нас попробовать написать историю жизни – странички хватит.
Наташа тут же ей возразила, причем возразила довольно умно:
– Ну и что, мам? Вон в Википедии даже про самых великих – несколько строчек.