Ксю. Потустороння история

Аркадий слез с меня. Сел рядом, натянул штаны, застегнулся, сказал:

– Оденься. Дура, блядь. И хватит уже, все, не трону. Сама виновата. У вас вечно так – обещаете, а до дела доходит… Хватит орать! Прекрати! Мне тебе рот заткнуть?

Но я не могла прекратить, и он не затыкал мне рот.

Закурил.

Дым был вонючим, противным, я закашлялась.

И этот кашель помог остановить рыдания, а потом прекратилась и икота.

Всхлипывая, я натянула на себя одежду.

Он оглядел меня. Сказал:

– Так. Сейчас выйдешь, возьмешь такси. Место поймешь по навигатору.

Он полез вперед, нашел на полу телефон, дал мне. Заодно поднял кресла, ноги при этом у меня дурацки вскинулись, я подобрала их, села на заднем сиденье, обхватив колени руками.

– И ничего не было, ясно? Со мной никому связываться не советую.

– Застрелишь?

– Ну, ты и дура! Ты редкостная дура, Москва. Не понимаешь, что мужика сейчас лучше не дразнить? Но да, если что, могу и стрельнуть. Ствол всегда при мне. Показать?

– Верю.

Он докурил, выбросил окурок, нажал кнопку на приборной панели, щелкнул замок двери.

А я вместо того, чтобы тут же выскочить, смотрела на его красную шею, вдыхала запах пота и табачного перегара и, в это трудно поверить, но врать мне незачем, думала: может, зря я так? Был бы у человека приятный вечер, вино, рыбка, девушка, жизнерадостные впечатления, а девушке пора становиться женщиной, так лучше там, где не будет ожиданий, не будет обмана, где запланировано разочарование. Но если вдруг понравится, что не исключено, это станет подарком, открытием…

– Не понял! – Аркадий посмотрел на меня в зеркало. – Я тебе ничего не задел, ничего не болит?

– Нет.

– А чего сидишь?

– Извини.

Я вышла, Аркадий тут же уехал. Я посмотрела в телефоне, где нахожусь, оказалось – между чем-то с названием «Родные просторы» и окружной городской дорогой, вызвала такси, которое приехало удивительно быстро, минуты через две.

– Как раз в Саратов пустой ехал, а тут ты, – сказал пожилой таксист.

В машине пахло чем-то нажитым, будто водитель тут и спал, и ел, и делал все остальное.

Я попросила на минутку остановиться, выскочила, побежала в лесополосу, обдирая руки и лицо, там согнулось и меня долго рвало – сначала тем, что ела, потом одной только слюной, а потом были пустые спазмы, когда желудок хотел все из себя извергнуть, но уже ничего не оставалась.

Я отдышалась, высморкалась, вытерла слезы, вернулась.

– Пить надо уметь, красавица, – сказал таксист.

– Я не пила. Отравилась чем-то.

– И с парнем, наверно, поссорилась?

– Почему?

– Если девушка одна в город возвращается…

– Я у подруги была.

– Парня, значит, нет? Очень частый вариант, у меня самого младшей дочке двадцать пять, а никого. Не уродка, фигура нормальная, все при ней, а вот так вот. Говорит – мне и одной отлично. А я думаю, это потому, что настоящих парней сейчас нет. У них отсутствует, как бы сказать… Азарта им не хватает. Мы были не такие! – И он сверкнул в мою сторону золотым зубом, гордо торчавшим среди желто-серых своих зубов. – Мне вот писят два недавно бомбануло, а я им всем фору дам!

Он так и сказал – «писят два». Прозвучало для меня так же отвратительно, как «поедим» Аркадия.

Ненавижу, думала я. Ненавижу вас всех, говорящих «писят», «поедим», «рыбки», «шашлычок», «коньячок». Ненавижу не меньше, чем Сулягина.

Не знаю, почему всплыл Сулягин.

Впрочем, он никуда и не девался.

Больше того, кто-то в моей голове отчетливо крикнул посторонним голосом:

– Ее тут насилуют, а он там, сука, жирует!

Я сама никогда не изъяснялась такими словами и таким голосом, он был похож на злой и сварливый голос журналиста Стаса в тот момент, когда его уводила полицейская парочка.

8.

Оля заболела.

Я встала утром, пошла в туалет, она же ванная. Закрыто. Стою, жду. Слышу, как шумит вода. Прошло пять минут, десять. Я постучала.

– Оль, извини, ты надолго?

Молчание.

Я подождала, опять постучала.

Стало тревожно. Я несколько раз нажала на ручку – может, Оля заметит?

Под ручкой круглая штука – фиксатор замка с прорезью. Надо попробовать покрутить ножом. Я сходила за ножом, вставила в прорезь, повернула, открыла дверь, вошла.

Оля сидела в ванной, одетая, на нее лился дождь душа. Я попробовала рукой – вода была теплая. И то хорошо. Выключила душ. Оля была в такой же позе, в какой я была несколько дней назад на заднем сиденье машины Аркадия.

– Ты чего? – спросила я.

– А чего?

Оля подняла голову, увидела нож. Сказала:

– Ты зря. Не все так плохо.

Я положила нож на полку под зеркало.

– Вставай, пойдем.

– Куда? Включи воду, мне холодно.

– Пойдем, переоденемся.

– Зачем?

– Согреешься.

– Странная ты. Я и хочу согреться. Включи.

Оля сама включила душ. Повертела ручку, делая воду теплой, и приняла прежнюю позу. Улыбалась.

– Вот, теперь хорошо.

Я постояла и пошла звонить Наташе.

– Черт, – сказала Наташа. – Обычно осенью у нее бывает. Сейчас приеду. Мне бы только клиентку закончить. Часа полтора выдержишь?

– Наверно.

– Не дави на нее, если хочет сидеть в ванной, пусть дальше сидит. Не худший вариант.

– Ладно.