хитросплетениях странно звучавших слов Хамди. – Но рядом несколько
отелей. Отель – плохая идея. Жить будете у Сабринах, там удобно.
- Почему это отель – плохая идея? – недовольно крякнул Шаповалов после
Руськиного перевода.
- Потому что вы – белые, - сверкнул белоснежной улыбкой сомалиец.
Страна, население которой живет похищениями людей, – априори плохая
идея. Но когда Росомахе в голову приходили хорошие?
- Кто такая Сабринах? – спросила Руслана.
- Моя – Сабринах. У ее отца дом. Будете там.
- Интернет там есть? – без особой надежды уточнила Росомаха, готовясь
держать бой за отель – потому что там точно есть интернет. А она уже
несколько суток не слышала Егора.
- Есть, - неожиданно ответил Хамди.
Интернет – это было слишком сильно сказано. Но все же спустя почти час
мучений, пока Росохай устраивалась в крохотной, но на удивление чистой
комнате, которую ближайший месяц собиралась делить с Шаповаловым, связь появилась. И она спешно набирала Лукина в скайпе.
- Ну и что тебя в этом не устраивает? – усмехнулся Егор, кивнув головой в
сторону распечатки, которую приволок Марценюк, ввалившийся в кабинет
пять минут назад и теперь пыхтевший напротив него.
- Все устраивает! Все отлично. Посмотри. Программа про полигамию с
бенефисом Гермаковской, которую муж бросил. Оценил процент? А теперь
ниже глянь. «Собачий вальс», стерилизация бродячих животных.
Аудитория почти на четверть ниже. Вывод?
- С большим вниманием выслушаю твой.
- Да не вопрос. Шоу с участием селебрити вызывают бо́льший резонанс.
Кстати, Оля тоже так считает.
- Ну еще бы! Когда у Оли будет свое ток-шоу на телевидении, она сможет
делать все, что ей заблагорассудится.
- Она часто оказывается права, и ты это знаешь. Но я не о том. Вы с
каналом окончательно согласовали темы этого сезона?
- Да. И ты должен понимать, что без этого я бы не согласился. Либо мы
играем на условиях, выгодных обоим, либо никак.
- Что ж ты вечно упрямый такой, а! – психанул Марценюк и рухнул на стул
напротив стола начальника.
- Какой есть.
- Ладно, понял. Злой чего?
- Требовать результативной работы, а не потакать регулярным кофе-брейкам для стимуляции вдохновения – теперь называется злостью? –
поинтересовался Лукин, откинувшись на спинку кресла.
- Ну ты требуешь, а я потом отговариваю увольняться. Нормальное
разделение труда, да. Вся редакция жужжит, что вы с Росохай разошлись.
- То есть заняться им нечем, я правильно понимаю?
- Не начинай! Тебя никто не заставлял подписываться на это шоу! – рявкнул
Марценюк вскакивая со стула. – Тащишь все на себе, чуть с цепи не
срываешься. Куда только Руслана смотрит?
Куда только Руслана смотрит!
Сам Лукин смотрел в новый телесезон, когда подписывал контракт.
Наверное, должен был подумать, что слишком давно Руська сидит дома и
очень скоро ей надоест подобное положение вещей. Ее неугомонность
требовала выхода. И в то же время, наверное, надеялся, что она примет
его амбиции, и они вдвоем смогут согласовать сроки, удобные и ей, и ему.
Но она уехала. Просто взяла и уехала. В самое подходящее место! Там и
смотрит…
- На сомалийские закаты Руслана смотрит вместе с Шаповаловым.
- Чего? – ужаснулся Марценюк и снова рухнул. – Где? С кем? И ты
отпустил?
- Она не заключенная.
- Ну вообще-то это не романти́к где-нибудь на Майнау, - Марценюк криво
усмехнулся. Прошлой осенью Егор с Русланой сбежали любоваться
орхидеями. В редакции их почти поженили. – Правда, я с двенадцатого
года не слежу, чего там у них…
- В том-то и дело, что не романти́к, - буркнул Лукин. – Она уже три дня не
звонила.
И будто в ответ на его бурчание из компьютера раздалась характерная
мелодия вызова в скайпе.
«С самого утра мы снимали в Национальном парке Кисмайо. Об этом
потом, там Шаповалов пыжился. Угрожает снимками покруче, чем в
Дала ему свои сигареты. Понравились.
«У нас порт, контрабанда, - говорит он, закуривая. – Сколько можно ввезти
официально?»
«Четыреста штук», - я продолжаю наблюдать за Шаповаловым. Но думаю о
контрабандных сигаретах, пока не слышу вопль фотографа:
«Смотрите! Слон!»
Будто никогда в жизни не видел слона. Настоящее сафари.
Обратно едем другой дорогой, останавливаемся, снова снимаем. С той
стороны города огромная стройка. Хамди говорит, что у турок проект на
полсотни домов.
«Когда война, всегда покупают», - мрачно констатирует он.
«Людям же нужно куда-то возвращаться», - отвечаю я.
«Дела нет. Есть небо и есть скот».
Кажется, он говорит сейчас о том населении, что относят к кочевникам. Они
живут иначе, чем люди в городах. И война коснулась их иначе. Но искать их
мы поедем завтра. Пока осматриваемся.
Мы с Хамди научились понимать друг друга. Я привыкла к его ломаной
речи, многое слышу в интонациях. Что-то угадываю. Ему со мной проще –