Кто эта женщина?

Антон никак не ожидал, что Кира заставит его страдать. Кошмарное наваждение настигало не только когда он ложился в постель и опущенные веки превращались в крошечные экраны, на которых мелькали тени прошедших дней. Он и днем то и дело замирал, пронзенный навылет видением: в пустом зале кафе мечется полуголый Илья, в коридоре на полу лежит бабушка, некрасиво раскинув ноги, и зияет тьмой пустота, оставленная Кирой…

Кажется, и Антон, и Лариса все поняли одномоментно. Никаких объяснений не требовалось, хотя до той минуты они и не подозревали, что Кира с Ильей связаны большим, чем шапочное знакомство. Куда большим… Единственное, что Антон ощутил в тот момент, – это как рука матери стиснула его локоть. Остальное онемело, будто его тело вросло в ледяную глыбу.

Сколько понадобилось времени, чтобы тепло ее ладони превратило лед в ярость? Как ударил брата, Антон помнил настолько смутно, что готов был бы поверить, будто этого не было вовсе. Но краешек сознания все же удержал ту сцену: голова Ильи запрокидывается от его удара, он отлетает и падает на спину. И какое-то время лежит, распростершись в форме стрелы, указующей на тело бабушки, которое никто из них еще не посмел тронуть… Поднялся Илья не сразу. Не потому, что Антон способен отправить в нокаут… Он понимал: брата оглушило все произошедшее, а не только его кулак. И потребовалось несколько минут на возвращение к реальности, которой Илья и не знал… Никто из них не знал.

А вскоре оказалось, что это было еще не самое страшное. Но уже не для Ильи. Когда Антон, измучившись от угрызений совести («На брата руку поднял!»), пришел к нему, всю дорогу пестуя объяснение: «Она была случайной девчонкой в нашей жизни, а мы-то – братья навсегда», и застал там Киру, явно заглянувшую не на минутку, он понял, каково это, когда земля уходит из-под ног. И все пошло совсем не так, как он напридумывал по дороге, увлеченный идеей всепрощения.

Примирения не вышло. Хотя формально они «навели мосты», и вот уже Кира вернулась на работу в «Кошачье царство»… Но каждый из них чувствовал: глубинное непонимание продолжает питать обиду, и она не позволит им снова стать друзьями.

«Да мы и не были ими. – Антон сглатывал горечь, пытаясь принять очевидное. – Балбес! Я просто нафантазировал невесть что… А она увидела Илью, и я перестал существовать. А может, с самого начала был в ее глазах только ничтожным рыжим калекой…»

Чтобы подавить и расплющить жалость к себе, он быстро влез в жаркий костюм кота и выскочил на площадку на заднем дворе, где с каждой веревки свешивался ребенок. Покрытие было таким мягким, что даже тот, кто срывался, еще ни разу не ушибся по-настоящему. Хотя нытики попадались, и Антону случалось утешать малышей, чьи мамы предпочитали оставаться в прохладе кафе. Курить там не разрешалось, и некоторые выходили на улицу – через другую дверь. Раньше Антон и не подозревал, как много курящих женщин, но это не раздражало его. А вот то, что Кира не выносила сигаретного дыма, почему-то оказалось приятно.

Правда, Антон и поддел себя по этому поводу: «Начинаю рассуждать, как старик…» И спиной ощутил холодок – а годы-то, черт возьми, идут! А что он успел сделать? Скакать с детьми и веселить их, преодолевая боль, – велика ли заслуга? Он размышлял об этом и раньше, но Лариса однажды сказала:

– А вдруг ты – единственный взрослый, который дарит радость этому малышу? Знаешь, сколько родителей, и не умеющих, и не желающих сделать такой малости для своих детей? Вот и вырастают «мертвые души», потому что никто не разбудил в них любви к миру… Ты можешь спасти их.

С тех пор Антон цеплялся за эту мысль, как чужие мальчишки и девчонки цеплялись за него, точно выпрашивая толику любви. Погладить кого-нибудь из детей по головке он себе не позволял – мало ли в чем могут заподозрить те самые женщины с мертвыми душами и грязью в мыслях? А если дети гроздьями повисали на гигантском кошаке, так не сбрасывать же их с себя? К счастью, пока ни одной претензии от посетителей не поступало. В их деле черный пиар не срабатывал, будь заведение сомнительным, его сразу прикрыли бы.

– А где мои котята? Кто хочет покидаться клубками? – издал Антон клич, и они тут же посыпались с веревок на землю.

Клубки были мягкие, никаких синяков, даже если прилетит в лоб. Но бросали их малыши с азартом, хохоча во все горло и прыгая на месте от восторга. Их потные мордашки сияли от счастья, когда кот извивался и повизгивал, получая мячиком. Но когда все выдохлись, Антон усадил их кружком прямо на зеленом покрытии и провел обычную в этой игре беседу о том, что игра игрой, а в настоящих кошек нельзя бросаться ни камешками, ни палками.

– А почему? – Он обвел их строгим взглядом.

– Потому что они – живые, – первой ответила девочка с торчащими хвостиками, и остальные одобрительно закивали.

Личико у нее было светлым – явно из отдыхающих. Поэтому Антон уверенно спросил:

– В твоем городе много кошек?

Она задумалась, скосив глаза на верхушку кипариса, сторожившего угол их музея. Потом жалобно протянула:

– Посчитать?