Кто эта женщина?

– Возможно, потому что я шут, – пробормотал он, боясь поднять на нее глаза.

Она мотнула головой:

– Вовсе нет! Ты – артист, а не шут. Настоящий артист. Но у меня в душе все поет не поэтому… Сама не знаю почему. – Кира тяжело вздохнула. – Как это все неправильно. У меня не должно мутиться в голове, когда ты меня касаешься…

– Ты…

Кира перебила его:

– Так никогда не было. У меня… В моей жизни всегда был кто-то один.

Прижав к лицу сложенные «лодочкой» руки, она смотрела на него такими несчастными глазами – у Антона от сострадания заныло сердце. Он готов был на все, лишь бы сделать ее счастливой, но не мог поверить, что Кира хочет того же. Ее душа разрывалась, и Антон впервые физически ощутил боль другого человека.

И только поэтому, ничего не страшась и не анализируя в этот момент, он протянул к ней руки и прижал ее дрожащее тело к себе так крепко, что она сразу затихла. Больше не имело смысла скрывать, как ему хочется не просто любоваться ею, но ласкать и нежить ее, дарить радость и получать в ответ. Их щеки прижимались одна к другой с такой силой, что оба застонали от нестерпимости желания, перетекавшего сквозь увлажнившуюся кожу.

Как вобрал ее губы в свои, Антон почти не запомнил… Они целовались яростно, чувствуя, как растет ненасытность, требующая большего. И оба понимали: сейчас произойдет то, что изменит всю их жизнь. Антон только этого и хотел, и притягивал ее с такой силой – что в ушах зазвенело от напряжения. Он держал в ладонях свое счастье и, как ни странно, осознавал это даже в момент, когда в голове было мутно и горячо.

Но Кира вдруг извернулась и выскользнула из его рук, так что он какое-то время обнимал пустоту. Отскочив, она прижалась к той самой сосне, приманившей цикаду, и пробормотала:

– Не надо… Не надо.

И вдруг зарыдала в голос и сползла по стволу.

Обхватив себя за колени, Кира плакала так долго и так безутешно, что Антон не смог дождаться конца ее плача. Он оперся о дерево и медленно встал перед ней на колени, понимая ее трагедию. Бережно поцеловав ее волосы, он замер: желание не умерло в нем, но утихло перед благоговением, родившимся в его душе.

– Не плачь, – попросил он. – Я не заставлю тебя страдать. И никогда ничего не потребую. Все зависит лишь от тебя. Я буду счастлив, конечно, если ты… Но я пойму и… Не плачь.

Он гладил ее склоненную голову, вытягивал на себя ее боль, и Кира постепенно затихла.

– Уже поздно. Я провожу тебя… к нему.

«Раз он тебя не встречает», – этого Антон не позволил себе сказать вслух. И не узнал, что Кира подумала так же.

* * *

«Пусть день сегодня будет особенный…»

С этой мыслью Илья проснулся, но глаза не открыл. Накануне он так утомился на съемках, что уснул, не дождавшись Киры, и теперь не мог заставить себя повернуть голову и разлепить ресницы. Что, если постель пуста? Вдруг она вчера не вернулась?

Нервная дрожь сердца, сбившегося с ритма, была знакома Илье. Только родилась она сейчас не из страха, что Киры нет рядом. Он не испугался этого. Он подумал об этом с надеждой…

А вот это уже настораживало, ведь не было ни малейшего повода мечтать об освобождении. Никто и не сковывал его воли на этот раз. Кажется, Кира попросту не умела закатывать сцены ревности или устраивать допрос с пристрастием – его жена была в этом мастером.

«Бывшая жена», – поправился он и снова напомнил себе, как ликовал, избавившись от ее назойливого прессинга.

Теперь ему встретилась женщина, в сознании которой мир оставался таким, каким и был в действительности, не преображаясь в отвратительную фантасмагорию, где он, Илья, представал похотливым лгуном, снующим по чужим спальням в поисках запретных наслаждений. Никогда он не был таким, но жена отказывалась это признать. Своему воображению она верила больше, чем заверениям мужа.

«Бывшего мужа!»

Кира, можно сказать, оказалась по-детски доверчива… Точнее, она не видела смысла в выстраивании умозрительных конструкций, подтачивающих реальность. Как догадывался Илья, это казалось ей утомительным, глупым. Он признавал разумность ее позиции, но почему-то она представлялась ему неправильной…

Все еще боясь шевельнуться, Илья старался уловить: дышит ли кто-нибудь рядом? Стоило открыть глаза или протянуть руку, и он понял бы, в каком он мире. Но торопиться ему не хотелось, ему хотелось помедлить. Потешить себя иллюзией, будто он снова остался один в этом доме…

«Неужели мне это нравилось? Разве пустота не угнетала меня? Не может быть… Почему я не помню этого?» – мысли текли медленно, околдовывая.

Взгляд блуждал в недавнем прошлом, неожиданно подернувшемся туманом. Где таится исток его тяжких сомнений? Несколько дней назад ему казалось, что он абсолютно счастлив. И наслаждался всем: близостью Киры, глубиной ее взгляда, легкостью нрава, которая так быстро стала казаться ему легковесностью. Почему? Разве могло ему всерьез нравиться жить в том непреходящем напряжении, которым была его семейная жизнь?

Боязливо, точно опасаясь обжечься, Илья мысленно потянул завесу, которой он отгородил свое прошлое. И Муся сразу выскочила из-за шторки, вцепилась когтями ему в плечо: