Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира

Что это значило для женщин, можно понять из дневника купца эпохи Возрождения Грегорио Дати. Первая его «возлюбленная жена Вандекка отошла на небеса после девятимесячной болезни, вызванной выкидышем». Вскоре Дати утешился с «рабыней-татаркой», которая родила ему сына, но затем женился снова, ибо хотел иметь законных детей. Вторая жена принесла ему восьмерых за девять лет и умерла родами. Третья жена произвела на свет одиннадцать детей, после чего «Господь по воле Своей призвал к Себе благословенную душу жены моей Джиневры. Она умерла родами после долгих мучений». Нимало этим не смущенный, Дати женился в четвертый раз: очередная жена принесла ему шесть детей (и один выкидыш), а дальше он, возможно, просто не считал. Как видим, за тридцать лет этот мужчина стал причиной двадцати восьми беременностей у пятерых женщин[371].

Такая неутолимая страсть к обзаведению детьми – или, возможно, к самому процессу – была не так необычна, как может показаться. Риск болезни или смерти от родов тоже не был чем-то из ряда вон выходящим, ни во времена Дати, ни десятилетиями и столетиями позже; можно лишь удивляться тому, с какой уверенностью Томас Джефферсон писал дочери, что «роды не страшнее толчка в бок», когда жена его умерла родами – и через два месяца после этого письма по той же причине умерла и дочь. Куда более честно звучала тревога мадам де Севинье, когда ее обожаемая единственная дочь в первые же два года замужества перенесла три беременности, в том числе один тяжелый выкидыш. В гневном письме, адресованном зятю, она предупреждала: «Красота, здоровье, благочестие и сама жизнь любимой вами женщины – все это будет погублено частым возвращением той боли, которую вы ее принуждаете терпеть», и даже угрожала: «Я отниму у вас жену! Для того ли я отдала ее вам, чтобы вы ее убили?» Эту беременность Франсуаза пережила; однако на этом страхи ее матери не закончились. Сразу после родов она отсылает дочери письмо, в котором просит не полагаться на кормление грудью как на противозачаточное средство: «Если после того, как у тебя вновь начнутся месячные, ты хотя бы задумаешься о том, чтобы заняться с месье де Гриньяном любовью – можешь считать себя снова беременной; а если кто-то из повитух говорит тебе иное, должно быть, она подкуплена твоим мужем!»[372]

Не позавидуешь мужу, перед которым в этой весьма распространенной ситуации стоял выбор из двух зол: стать бесчувственным эгоистом, возможно, виновником страданий и гибели жены – или обречь себя на воздержание. Однако ему, по крайней мере, секс не угрожал смертью. И Новое время, с его прославленным прогрессом и процветанием, не исправило положения дел – напротив, женщины на Западе с горечью обнаружили, что ситуация с родами стала не лучше, а хуже: ведь именно в эти годы мужчины наконец выиграли долгую борьбу за одну из ключевых областей власти над жизнью каждой женщины – за помощь в родах. Мужские атаки на женщин-целительниц не представляли собой ничего нового: одной из сторон охоты на ведьм была именно борьба медиков-мужчин, выходцев из университетов, против «народной медицины», преимущественно женской. Но с пришествием таблеток, акушерских щипцов, анестезии и формального медицинского образования мужчины-врачи наконец сумели присвоить себе вековую женскую роль помощников в родах: так появилась профессия акушера.

Эти новые мужчины, вооруженные авторитетом специалистов, без труда отодвигали в тень старых женщин, даже когда совершали чудовищные ошибки. Так, «великий Уильям Смелли», «глава британского акушерства», по его собственному признанию, во время обучения своей профессии однажды так неуклюже перерезал пуповину, что младенец едва не истек кровью. Повитуха, которую он хотел заменить собой, пыталась забить тревогу, но он уверил: это, мол, революционная новая техника, предотвращающая судороги у новорожденных. На самом же деле, признавался позднее Смелли, он был напуган, как никогда в жизни[373].

С пришествием хлороформа и дезинфектантов западная медицина наконец начала избавляться от собственных мрачных предрассудков, гласящих, что страдания и смерть женщин в родах – «необходимое зло» или даже «евангельское благословение», как писал об этом в 1848 году ведущий британский гинеколог[374]. Но во всех прочих частях света казалось невозможным ни преодолеть фаталистическое отношение к потере женских жизней, ни изменить обычаи и традиции, приводившие к этим смертям. Доктор Воэн, женщина-хирург, работавшая в Индии в последние годы британского владычества, присылала оттуда такие беспросветные отчеты: