Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира

Ярость женской толпы, вырвавшаяся на волю, была поистине ужасающей. Женщины ворвались в Версаль – по дороге они останавливались лишь для того, чтобы разграбить лавки и таверны, – и сперва разгромили Национальную Ассамблею, депутаты которой, даже знаменитый граф де Мирабо, перед их нападением оказались бессильны. Делегация к королю, срочно организованная, чтобы умиротворить разъяренных предводительниц бунта, потерпела неудачу: выбранная для обращения к государю цветочница из Пале-Рояля сумела вымолвить лишь: «Сир, мы хотим хлеба!» – и потеряла сознание. Товарки ее хотели тут же вздернуть ее на ограде дворца; их с трудом удержали. К вечеру полил дождь – и, казалось, должен был затушить ярость бунтовщиц. Но так только казалось. К рассвету следующего дня они разгромили дворец, разорвали в клочки стражу, перевернули вверх дном все в королевских покоях, разыскивая королеву и громко требуя крови ненавистной «австриячки». Прежде чем занялся день, Мария-Антуанетта и ее семья уже возвращались в Париж – в свое последнее путешествие; узники народа, чья ярость возгорелась от искры гнева женщин.

Задним числом мы понимаем: гнев этот был столь велик и всепоглощающ, что никакие политические акции сами по себе не могли его насытить – он требовал надругательства над всеми канонами «женской святости» и самой «женственности», и чем более открытого и публичного, тем лучше. Комментаторы-современники рассказывали с изумлением и ужасом, как респектабельные буржуазки, даже не беря уроков родного языка у рыбных торговок, на призыв епископа в Ассамблее к порядку отвечали хором: «В жопу твой порядок!» и угрожали поиграть в шары головой ближайшего abbé[270]. У проституток не было респектабельности, которую можно принести в жертву правому делу; но и они стремились выйти за рамки, нарушить все возможные приличия и так достичь освобождения от контролирующих норм, на глазах исчезающих в пучине анархии. Любопытный, прославленный впоследствии инцидент укрепил за парижскими шлюхами славу передового (во всех смыслах) отряда Революции. В июле 1790 года толпа проституток, вооруженных пистолетами, ворвалась в казарму королевской кавалерии; женщины требовали от солдат кричать: «Смерть королю!» и обещали: «Все мы будем вашими, если присоединитесь к Революции!» Когда солдаты отказались, очень красивая юная девушка, блондинка не старше шестнадцати лет, начала плясать перед ними на улице. Вот как рассказывал об этом очевидец:

Она обнажила груди и перекатывала их в ладонях, по-утиному виляя задом. Другие женщины немедля бросились к ней и задрали на ней юбку, открыв перед смущенными кавалеристами прелесть, которой было не найти равных, и восклицали: «Хотите попробовать? Тогда кричите: смерть королю!»[271].

Этот и другие подобные случаи читаются как иллюстрации к мрачным размышлениям о революции Эдмунда Берка, сделанным в свете американского опыта двадцатилетней давности: «Люди, раздавленные законами, могут надеяться только на силу. Если законы сделались их врагами, они станут врагами законов; и всегда будут опасны те, кому есть на что надеяться, но нечего терять»[272].

В эти несколько месяцев – период, которому не суждено было повториться – Францию наводнили такие опасные женщины. Общество, вышедшее из-под контроля, отбросило все традиционные нормы и принципы, а восстановить или заменить их еще не успело; взбаламученное сверху донизу, оно, как и общество американского фронтира, открывало амбициозным, сильным и бесстрашным широкие возможности. Одной из первых, явившихся из безвестности и взлетевших на высоты, прежде для женщины немыслимые, стала сложная фигура Теруань де Мерикур. Одаренная певица, учившаяся пению в Лондоне и Неаполе, успешная куртизанка, сколотившая состояние в дореволюционном Париже, она, одетая амазонкой, возглавила поход на Бастилию, позже, в том же году – женский марш на Версаль, а три года спустя, в 1792 году, при атаке на Тюильри командовала батальоном «амазонок».

Но Мерикур была не просто «воительницей». Любимица политических клубов, она активно участвовала в революционных дискуссиях, а затем, создав несколько женских политических клубов, вовлекла в идейное брожение прежде незаметных и неслышных «гражданок». Оказалось, впрочем, что она пожертвовала своим богатством и даже рискнула жизнью ради дела, которое впоследствии ее предало: в разгар Террора связав себя с умеренной фракцией, она утратила популярность и однажды была жестоко избита теми самыми парижанками, за интересы которых боролась. Это потрясение погубило ее рассудок, и остаток жизни она провела в приюте для душевнобольных.