Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира

Возможно ли более убедительное доказательство силы привычки, тяготеющей даже над людьми просвещенными, чем то, что на принципе равных прав настаивают в пользу трехсот или четырехсот мужчин… но забывают о нем в случае двенадцати тысяч женщин?[276]

Но именно женщина впервые развернула над Францией полноценный флаг феминизма, вместе с боевым кличем: «Мужчина, способен ли ты на справедливость? Об этом спрашивает женщина…» В начале Революции французская конституционная ассамблея провозгласила «права человека». В сентябре 1791 года Олимпия де Гуж ответила на это настоящим феминистическим воззванием – «Декларацией прав женщин»:

Женщина рождена свободной и имеет такие же права, как и мужчина… Закон должен быть выражением общей воли: в создании его должны участвовать все граждане, мужчины и женщины… он должен быть един для всех… Все граждане, будь то мужчины или женщины, равные в глазах закона, должны иметь право избираться и назначаться на все общественные должности, позиции и профессии, соответственно своим способностям, без всяких иных критериев, кроме своих добродетелей и талантов[277].

Даже по тем временам документ был революционный. Дальше – больше. Будучи, как и Манон Ролан, в интеллектуальном плане самоучкой, де Гуж, однако, сумела заглянуть вглубь очевидных социально-экономических бедствий француженок и увидеть корень зла: она показала, как проблемы женщин, отражаясь друг в друге и друг друга подпитывая, стягиваются во все более тугой узел – порочный круг лишений. Низкие зарплаты и безработица среди женщин, писала она, вызваны недостатком образования – и, в свою очередь, заставляют женщин рано вступать в брак или гонят на улицу; недостаток образования дает мужчинам причину отказывать женщинам в политических правах; отсутствие политических прав не дает женщинам возможности выступить за какие-либо реформы, добиться права на образование, равенство зарплат или равные права перед законом. Вся последующая история феминизма лишь подтверждает точность этого анализа.

И это было отнюдь не вялое теоретизирование. «Женщины, пробудитесь! – призывала де Гуж. – Признайте, что у вас есть права!» И с гневом перечисляла новые притеснения, которым теперь подвергают женщин эгоистичные мужчины-революционеры. «Мужчина, раб, умножил свою силу… Едва освободившись, он сделался несправедлив к своей товарке по рабству… Что получили вы [женщины] от Революции? Еще больше открытого презрения!» Источая сарказм в сторону «наших премудрых законодателей», де Гуж призывала всех женщин «силою разума противостоять пустым мужским претензиям на превосходство».

Впрочем, разум – роскошь, которую революция едва ли может себе позволить. И превосходство мужчин, сколь угодно «пустое», было все же не одной претензией. Революционеры не проявляли ни малейшего желания ни исправлять положение женщин, ни даже признавать справедливость их требований. «Ныне, – торжественно объявил Мирабо при начале боевых действий, – мы начинаем историю человека!»[278]. Увы, это оказалась история мужчины. О феминистках и их идеях вспоминали лишь затем, чтобы подвергать их систематической публичной порке.

Кто скажет, что бы вышло, случись кому-нибудь из этих феминистических революционерок пережить апокалипсис? Но их пол, не позволяющий стать полноправными членами общества, не защищал от того, чтобы быть из этого общества насильно вышвырнутыми. Олимпия де Гуж ускорила свою судьбу, смело протестуя против казни Людовика XVI: она была гильотинирована в январе 1793 года. Манон Ролан, жертва показательного процесса, на котором ей не дали даже выступить в свою защиту, встретила смерть с героическим спокойствием и достоинством. «Вы сочли меня достойной разделить судьбу великих людей, также вами убитых, – заявила она судьям. – Что ж, постараюсь не уступить им в мужестве на эшафоте».