Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира

Обе женщины, хоть и пламенные революционерки – де Гуж основала знаменитый «Клуб вязальщиц», а Ролан была ученицей Вольтера и Руссо и страстной противницей Марии-Антуанетты – в годы, когда непримиримые противоречия раскололи Национальное учредительное собрание, связали себя с умеренной партией жирондистов. С пророческой иронией де Гуж писала в своей «Декларации прав», что женщины должны иметь право заседать в парламенте, «если уж имеют право всходить на эшафот». Но это было единственное равенство, с которым встретились в своей короткой жизни первые французские феминистки. За оппозицию Робеспьеру, злому гению радикальной партии якобинцев, обе женщины взошли на гильотину в один и тот же месяц – в ноябре 1793 года.

Еще трагичнее то, что большинство женщин, павших жертвами Террора, вообще не участвовали в революционной деятельности. Жизнь юной Люсиль Демулен оборвали только потому, что она была женой ведущего жирондиста, несмотря на отчаянные мольбы ее матери к Робеспьеру, который был крестным отцом маленького сына Люсили. Еще более необъяснимы жертвы бесчисленные и безымянные, такие как «двадцать крестьянских девушек из Пуату», вместе привезенные в Париж и гильотинированные; за какое преступление – мы так и не знаем. Одна из них взошла на эшафот, держа у груди младенца – довольно обычное зрелище в те времена, не знавшие уважения к святости человеческой жизни: головы короля и простолюдинов, мужчин и женщин, молодых и старых – все «целовались в корзине», говоря словами последней мрачной шутки Дантона.

Женщины, не чуждые политике, по крайней мере знали врага в лицо. Инстинктивное противостояние Робеспьеру, приведшее к смерти де Гуж и Ролан, было слишком хорошо обосновано. В этом же году, при введении всеобщего избирательного права, женщины были сознательно из него исключены. Самый активный из клубов де Мерикур, «Революционные республиканские женщины», организовал петицию к Конвенту с требованием избирательного права и для женщин – и был распущен. Робеспьер и его якобинцы твердо решили изгнать женщин из политики и снова запереть дома: роковой ноябрь, прервавший жизнь де Гуж и Ролан, стал также свидетелем запрета всех женских политических клубов. Так была обезглавлена политическая активность женщин во Франции, и для многих следующих поколений эта заря свободы, когда столь многие ощутили счастье жить и быть женщиной, осталась лишь смутным воспоминанием. «О свобода! – воскликнула на эшафоте Манон Ролан. – Что за преступления вершатся во имя твое!» Английский язык, быть может, не вполне передает горькую иронию этого обращения к революционному лозунгу: французская «Liberté», воплощенная Делакруа в бессмертном образе Марианны – несомненно, женщина, однако где-то на пути к «Egalité» она теряет пол, а к финалу перерождается во «Fraternité» – неизменное, неумирающее братство мужчин.

Царство Террора во Франции, как и вооруженный конфликт в новом независимом американском государстве, были ограничены во времени, и те, кому не повезло попасть под колеса этой колесницы Джаггернаута, могли хотя бы надеяться пережить кризис, а затем вернуться к нормальной жизни. Куда более ужасен в этом смысле стал катаклизм, охвативший старый мир почти без предупреждения, не бравший пленных и не оставлявший выживших: истинная война миров, Индустриальная революция. Для жителей сел и деревень, порой мирно стоявших на своих местах со времен Древнего Рима, это было настоящее бедствие, мгновенно и навсегда разрушившее их привычный уклад.

В первой половине XVIII века сельская Англия оставалась, по сути, той же, что и в Средние века: тихой, неразвитой, незатронутой суетой торговли и коммерции. Но вдруг, словно гром с ясного неба, в эту тихую заводь ворвалась буря Индустриальной революции[279].

Историки XX века, имеющие возможность оценивать факты задним числом, показывают, что век машин был обусловлен сочетанием нескольких факторов, уже давно маячивших на горизонте, и что наступление его можно было предвидеть. Но те, кто оказался на этой войне рядовыми, едва ли имели возможность следить за современными им общественными и экономическими трендами – и уж точно не могли ни защищаться, ни бежать. В отличие от других войн, в этой жертвами боевых действий становились не только молодые здоровые мужчины, но и женщины, и дети: жалкое пушечное мясо, набор которого в индустриальную армию лег на нашу цивилизацию вечным пятном позора.