Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира

Неудивительно, что все фабричные рабочие были очень подвержены легочным заболеваниям, вкупе именовавшимся «чахоткой». Но сущность болезни или повреждения, как правило, прямо зависела от рода работы: ножовщики и точильщики страдали от «затрудненного дыхания», кашля, рвоты пылью и слизью, «озноба по ночам, поноса, резкого похудания, вместе со всеми симптомами туберкулеза легких». Этот последний незамедлительно нападал на ослабленный организм: он был особенным врагом кружевниц, которым приходилось с детства подкладывать на сиденья толстые деревянные брусья, чтобы избежать деформации спины из-за долгих часов работы согнувшись. Такая поза деформировала позвоночник, ребра и грудную клетку, что делало молодую женщину особенно уязвимой для всех респираторных заболеваний, и прежде всего для «чахотки».

Такого рода долгосрочный ущерб здоровью, превращавший молодых женщин в «старых, дряхлых, изуродованных, неспособных работать уже в сорок лет», был лишь одной из опасностей, с которыми приходилось сталкиваться фабричным работницам. На ранних мануфактурах часто происходили несчастные случаи: женщины, из-за своей просторной одежды, юбок, оборок, передников и длинных волос, подвергались им чаще мужчин. Фабричные архивы изобилуют записями вроде такой: «Мэри Ричардс, работница, стала калекой», потому что ее «захлестнуло ремнем» ткацкого станка[285].

И все же работа на фабрике была несомненно предпочтительнее самого опасного и унизительного из видов индустриального труда, доступных для женщин того времени: работы на угольных шахтах. Для неподготовленного наблюдателя вид «угольщиц» за работой казался сценой из ада. «Скованные, взнузданные, запряженные, как собаки, в тележку – черные, покрытые потом, более чем полуобнаженные – ползущие на четвереньках, влача за собой тяжелый груз – они являли собой неописуемо отвратительное и противоестественное зрелище!» – восклицал в ужасе один джентльмен.

Разумеется, у женщин в шахтах не было ни времени, ни возможности прихорашиваться. Работа их была столь невыносима, что не так уж редко, дотащив свою угольную тележку до выхода на поверхность, женщина теряла сознание от изнеможения; если такое случалось, обычно ее просто «распрягали» и сталкивали обратно в шахту. Другие испытания были связаны с тяжестью тележек, которые приходилось возить женщинам: при весе в двенадцать с половиной английских центнеров [ок. 635 кг] тележка, сошедшая с рельс, запросто могла раздавить или покалечить «лошадку». Даже нормальные условия работы были ужасающе суровы: самым младшим работницам приходилось ползать по проходам высотой в 16–18 дюймов [40–45 см], а от взрослых женщин ожидали путешествий по тоннелям не выше 30 дюймов [ок. 80 см]. За четырнадцатичасовой рабочий день они проползали от 10 до 20 миль [ок. 20–30 км], без возможности хоть раз за все это время встать, выпрямить руки или ноги. Зимой, рассказывала йоркширская угольщица Фанни Дрейк, она шесть месяцев работала по колено в воде; в результате с ног сошла кожа, «словно их освежевали». Бетти Харрис из Литтл-Болтона в соседнем графстве Ланкашир столкнулась с похожими проблемами из-за цепи и «упряжи», которыми была прикована к своей тележке: упряжь так резала и натирала ей бока, что «с них вся кожа сошла», однако обеспокоило это ее только тогда, «когда я стала бременем для семьи»[286].

Бетти дала эти показания в тридцать семь лет. С возрастом такая работа становилась для женщин только тяжелее, особенно если они переживали много беременностей, ибо «от такого великого и тягостного труда, – сообщала шотландская угольщица Изабель Хогг, – часто случаются ложные беременности [выкидыши], и весьма опасные». Изабель Уилсон из каменноугольного рудника в Ист-Лотиане перенесла пять выкидышей, а последнего своего ребенка родила в субботу утром, закончив пятничную ночную смену. Еще одной угольщице, Бетти Уордл, не удалось так точно подгадать время родов: ее ребенок появился на свет в шахте, и ей пришлось поднимать его наверх, завернув в собственную юбку; по ее словам, «роды начались из-за пояса и цепи».