Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира

Я умолял матушку не жаловаться, чтобы меня не побили еще раз. На следующее утро, когда я пошел на работу, она пришла за мной следом, разыскала того верзилу, что так поступил со мной, и сурово его выбранила… но едва она ушла, он снова жестоко меня избил за то, что я ей пожаловался, но один из наших парней… побежал следом за матушкой, нашел ее и рассказал об этом; она вернулась и спросила, каким инструментом меня били, но я ничего не мог сказать; кто-то из стоявших рядом указал ей этот инструмент, валок – и она, немедля схватив его, бросилась с ним на моего обидчика, стала бить по голове и подбила ему один или оба глаза[290].

Такие истории, к счастью, показывают нам, что даже в аду Индустриальной революции, сталкиваясь с невиданными доселе жестокостями, страданиями и лишениями, женщины не готовы были безропотно их терпеть. Да ведь и доиндустриальная жизнь не была такой розовой пасторалью, какой ее часто изображают: нельзя сказать, что, словно в театре, сцена внезапно переменилась, и на смену аграрной утопии явились темные сатанинские подземелья. Те крестьянки, о которых Лабрюйер писал, что они рождаются, живут и умирают в норах, «словно дикие звери», безмерно удивились бы, услышав, что, оказывается, жили в потерянном раю. Кроме того, далеко не все пороки этого густонаселенного века были связаны с нравами нарождающегося капитализма. Например, поскольку дети теперь реже умирали при родах и в младенчестве, а женщины чаще доживали до взрослого возраста и получали возможность рожать, население стремительно росло. Это вело к неведомым ранее бедам: скученности городского населения и беспросветной нищете. Но причиной их стали не какие-либо новомодные открытия, а древнейший из источников энергии – сила природы.

Нередко можно услышать также, что индустриализация, при всем сочувствии к тем, кто пал жертвой войны с машинами, была неизбежна и необходима для выживания общества. «Кто не хочет пользоваться новыми лекарствами, пусть ждет новых болезней», – предостерегал Фрэнсис Бэкон, один из первых социальных мыслителей Нового времени; и альтернативный сценарий, в котором индустриализации бы не произошло, ярко обрисовывает ведущий исследователь этого периода Томас Саутклифф Эштон:

Главная проблема этой эпохи состояла в том, как накормить, одеть и чем-то занять армию детей, которых в этот век стало намного больше, чем во все предыдущие. С этой же проблемой столкнулась Ирландия. Не найдя решения, в сороковых годах она потеряла около одной пятой населения: люди эмигрировали, умирали от голода или от болезней. И Англия, если бы осталась нацией земледельцев и ремесленников, едва ли избежала бы той же судьбы… И сегодня на просторах Индии и Китая легко встретить мужчин и женщин, голодных и угнетенных нуждой, которые живут на вид едва ли лучше того скота, что делит с ними дневные труды и ночует с ними в их хижинах. Эти азиатские стандарты жизни, эти ужасы существования без всяких признаков прогресса – жребий тех народов, что увеличились численно, не пройдя через Индустриальную революцию[291].