Кто я?

Отец мой был единственным сыном зажиточного кержака Федора Перфирьевича Санникова, происходил из старообрядцев, чуть ли не первых поселенцев деревни Баевой. Были у него еще Мария, Полина и Таисья, а больше родить Федор не успел, поскольку ушел на войну, Германскую, как тогда говорили, но оказавшуюся первой мировой. Отец мой родился в 1908 , и стало быть было ему в 14 – м шесть лет. Помнил как поднял его тятенька на руки, поцеловал и все, больше он его ни когда не видел. У скольких миллионов российских мальчишек остались об отцах такие вот воспоминания, подумать страшно.

Вот как отец описывал последующие события: «Ты не думай, Петро, дед твой был полный георгиевский кавалер, дослужился до унтерофицера. Приходит письмо – получил георгиевский крест. Ждем писем. От пишет получил второй, потом – третий и звание унтерофицера. Потом ждали, ждали писем. Нету! Долго ни чего не было. Потом приходит казенная бумага – получил четвертый крест – березовый. ( Вообще – то, полным кавалером считался человек заслуживший четыре креста. Поэтому дед мой мог считаться полным кавалером только с учетом креста березового.) Ну хозяйство без него скоро прахом пошло, а может и лутче: при советской власти раскулачивать нечего было. Кто я был? Сын убитого фронтовика, один работник среди кучи баб … .

Бабушка по отцовской линии Александра Ермильевна, девичья фамилия Нечунаева, родом была из дальнего села Хорошавка, что стоит за ж.д. станцией Леньки и поныне. Где углядел ее дед, как высватал мне не известно. Бабушку эту я ни когда не видел, поскольку умерла она задолго до моего рождения.

Я похож на деда: как и он русоволос, а родился и вовсе « беленьким, как груздок»; отец мой был черным, как цыган; сын мой, Александр, то же смуглый и черноволосый – вот такая генетика. Я знаю своих дедушку и бабушку по отцовской линии только по старинной, дореволюционной семейной фотографии. Бабушка Александра выходила замуж повторно за Егора Чудасова; и от второго брака были у нее сыны Михаил и Николай. От кого родился Николай дело темное. Вероятно от дочери ее Полины и Егора; для того чтобы скрыть позор бабушка записала малыша на себя, и получился совсем странный сын – Санников Николай Егорович. В военкомате к тому еще перепутали отчество и стал он Георгиевичем. Был он по словам отца отчаянным и бесшабашным, окончил ускоренные офицерские курсы и был отправлен на фронт, уже второй германской войны, отечественной, в звании младшего лейтенанта, и вскоре погиб. Михаил же отвоевал шофером и вернулся в Баево. С дядей Мишей Чудасовым связано у меня много светлых детских воспоминаний. С сыном его Лёшкой мы ровесники, учились в одном классе все десять лет.

Бабушка в последние годы, рассказывают, курила самосад собственного приготовления и шибко материлась. Умерла в пос. Орловский, не существующей ныне, деревеньке за Н-Чуманкой. Сходила в баню, помылась. Обеспокоились, что ее долго нет, пошли посмотреть; а она шла из бани, стала на колени, может быть хотела помолиться Богу напоследок, упала на бочек и умерла.

Частенько в детстве слышал я словечко «раньше», оно ставило меня в тупик. Что значит «раньше», «ранешная жизнь», когда это было? С годами все прояснилось. Так вот «раньше», когда отцов тятенька был еще жив, жили они в собственном двухэтажном доме в Барабе. Бараба это один из концов Баево, прилегающий к мосту через Кулунду. Были еще: Грива (дальняя часть теперешней ул. Ленина и прилегающие улицы Колядо и Садовая), Центр, Черновка (Это все что за мостом, в то время отдельная деревня.) и Собачий хвостик, нынешний Зеленый Клин.

Имели довольно большое хозяйство – пять дойных коров да молодняк, коней, овец и прочую живность. Сеяли хлеб и овес, и гречу, и все что нужно. Управляться с таким хозяйством, пахать и сеять, да косить сено и убирать урожай было тяжело, своих рук не хватало, потому нанимали работников, один или два жили в семье постоянно, а в горячую страдную пору нанимали временных. По меркам того времени были они обычными крепкими крестьянами; богачи же имели табуны скота в сотни голов. Были в деревне и бедные, имевшие одну лошаденку, с трудом сводившие концы с концами; были и вовсе безлошадные, ни кола ни двора: вот эти и вынуждены были наниматься в работники.

Беднота появилась в селе в основном в следствие Столыпинского переселения. Старожилы прозвали их «расейскими»; происхождение прозвища простое, как три копейки на вопрос «Откуда вы, мужики? – отвечали они – Из Расеи».– Видно полагали, что Сибирь это уже другая страна. «Работаешь как баба – Расеюха», «Расейские сук рубят поперек». ( А нужно топор пускать под острым углом.) «Расейские сроду коня не запрягут на морозе, руки у их мерзнут». Эти и подобные им выражения дожили аж до наших дней; конечно многое здесь преувеличено, но нет дыма без огня. Видимо, переселялись в Сибирь не лучшие представители крестьянства центральной России; одежонка у них была худенькая, и к крепким нашим морозам они были не привычны. Старожилы не любили пришлых, новоселы отвечали тем же.