Кто я?

Мы, не отрываясь впрочем от дела, начинаем тихо хохотать. Неужели есть на свете люди, не знающие что такое пескарь. Лехун невозмутимо продолжает: «Пескарь отвечаю».

– А что большой он вырастает?

– Да в море вырастает до трехсот грамм.

– Тогда надо отпустить .

– Пошли выпустили в речку». – Мы давимся от хохота.

–Хватит поди?

– Давай еще разок заведем и хватит.

– По дну веди, по дну .

–Да знаю!

– Ага попались, голубчики!

–Давай еще разок.

– Хватит поехали!

Двигаем дальше, Теперь дорожка идет берегом речки, до самого места – КОстылева омута. Ведерко с живцами поочередно везем на руле. Наконец добрались. Кулунда разлилась здесь широкой излучиной, с нашего берега песчаный пляж, противоположный берег высокий обрывистый; на входе и выходе тальники над глубокой водой – золотое место. Тут уже не до шуток, скорее закидывать удочки. Из камыша кругляка делаем поплавки: на окунинную удочку маленький кораблик, на щучью – целый зеленый крейсер. Соответственно выбираем и живцов – малька на окуня, хорошего пескарика средних размеров – на щуку. Посадил пескарей на крючки, как учил отец. Это дело тонкое, надо что бы пескарь сидел крепко, не ушел, сорвавшись с крючка, в свободное плавание; и в то же время что бы не заколоть его беднягу.

Вот снасти заброшены. Щуку я мечтал поймать за лопушками, кувшинками, зеленым островком лежавшими на воде. Удочку на окуня закинул не далеко от берега, окунь любит песчаное дно и быстрину; впрочем ни когда не стоит на месте, все время перемещается. Рыбаки растянулись по всему берегу. Сашка с Колькой ушли аж на ту сторону пляжа, закинули удочки под тальники.

За нашими спинами жарко разгорался восток, вставало солнце. Ярко красный шар над белым туманом постепенно наливался расплавленным золотом и затем ослепительной, нестерпимой для глаз, голубизной. «Эй, рыбаки и охотники Сибири, воду пескарям сменили? Подохнут, останемся без живцов».– Напоминает дядя Миша. Юк аккуратно слил воду из ведерка на траву, спустился с крутого бережка к речке, быстро зачерпнул свежей кулундинской водицы, поднялся на верх, поставил ведерко в траву, в тенек. Работа требующая осторожности, ибо можно упустить живцов в речку. Проделывая эту работу, он ни на миг не упускает из виду поплавки своих удочек, вдруг клюнет.

Тишина, кричать – шуметь не рекомендуется, что бы не распугать рыбу. Сижу нахохлившись, ни одной поклевки … Вот Юк выдернул одного окунька … затем второго, хорошего. Вот и Вир опрометью кинулся к удочке, далеко на берег выкинул окуня. Вот дядя Миша, не вставая подъехал на заднице к удочке, выждал секунду и не спеша выволок на берег щуку-прошлогодку . Подбежали полюбоваться на светлопузую, пятнистую красавицу – хорошая. Почему же у меня не клюет, хоть плач! И место вроде бы хорошее, и живцы чудесные. Ну, что ты будешь делать? Сижу, смотрю на поплавки, не торопливо нарезающие круги по водной глади. Пескаришкам явно не угрожают ни какие хищники. Но вот поплавок на окунинной удочке быстро пошел в сторону, ушел под воду. Наконец – то! Леска натянулась как струна, и вот вылетает из воды и шлепается в траву небольшая, ощетинившаяся красными плавниками, рыбеха. Ах ты мой красавец! Окуня на кукан, и скорее садить нового живца и закидывать удочку; может быть клюнет еще один. Прежнего измочаленного положено кинуть в воду; может быть выживет, по крайней мере на крючке ему больше не маяться. «Че то же окуня добыл? Прошлогодний?» – спрашивает Лешка. – «Третьяк.» -радостно ору в ответ. Вдруг пришел в движение поплавок щучьей удочки, но повел себя странно. Обычно, если взяла щука, поплавок сразу уходит под воду и тянет она вглубь. А тут поплавок ходко направился к берегу под лопушки. Я взял в руки шестик, помедлил, не зная что предпринять ; поплавок остановился буквально в метре от меня и больше не двигался. Я нерешительно потянул леску из воды, и не сразу понял, что за зверя поймал. Не большая, «нонешная шурогайка», сама размером не на много больше пескаря, заглотила живца с хвоста, на половину; острые, загнутые вовнутрь зубы хищницы, не давали возможности выпустить пескаря; проглотить же его она не могла, в силу своих малых размеров. «Вот зараза ! Патцаны, глядите какую щуку с руку я пойма!» – Подбежали орлы, рассматривали, удивлялись, хохотали. С трудом вытащили пескаря из зубастой пасти. «Че отпустить чуду?» – но я не дал, на уху пойдет.

Клевало все реже, становилось жарко. Солнышко высоко стояло в безоблачном, синем небе. Воду рябил легкий ветерок, солнечные блики слепили. Встал дядя Миша, потянулся, разминаясь после долгого сидения. Он среднего роста, широкоплеч, дороден но не толст. На нем просторная вельветовая куртка; на ногах мягкие, растоптанные, яловые сапоги; на голове фетровая шляпа. Надень на него кольчугу и стальной московский шлем будет Илья Муромец.

– Парнишки, давайте чай варить, клев кончился. Алешка дуй за сушняком.

– Не, сначала искупнемся.

– Костер разведем, пока я чай варю купайтесь.