Кто я?

Удочки пока оставили, на всякий пожарный случай, вдруг еще кто клюнет. Купаться полетели на песчаный пляж; там в конце песчаной косы, под густыми тальниками, пытались еще рыбачить братики Лунины.

– Ну, че у вас тут, много наловили?

– Только клевать начало. Чего приперлись, щас всю рыбу распугаете.

– Да ладно, бросайте удочки, пошли искупнемся!

Вода теплая как щелок. Ух, и хорошо же, от сонливости не осталось и следа. Ныряли, пытаясь донырнуть аж до того берега. Проверяли глубину на самой середке, доставая горсть грязи со дна, в доказательство того, что дно это достигнуто. Внизу вода холодная как лед, на уши давит – страшновато, весело. Прыгали щучкой с высокого противоположного берега. Прежде чем нырнуть с берега в незнакомом месте необходимо проверить дно, вдруг там воткнут кол остряком вверх.

Купаться можно и весь день, но пора собираться домой, да и «жрать» же охота, сил нет. Дядя Миша тем временем варил так называемый чай из зеленых, пахучих листьев лесной смородины и ягод шиповника.

Дядя Миша пил да нахваливал: «Такого вкусного чая больше ни где не попробуете!» – Мне не нравился в «чае» сильный своеобразный привкус шиповника, но я молчал. Дядя Миша года два назад перенес какую – то серьезную болезнь головы, с тех пор не пьет и не курит; и ни когда не выйдет на улицу, на солнце без шляпы; да и дома постоянно носит черный матерчатый берет. Вот и на рыбалку таскает нас потому видно, что это полезно для здоровья; и «чай» конечно тоже полезный.

На травку расстилается газета, выкладывается провизия: огурчики, помидоры, яйца, сало, какие ни будь пирожки. Общий котел. Есть можно все, но желательно чужое, что бы подчеркнуть, что все здесь общее, все по –братски. На аппетит понятно ни кто не жалуется, лупим все подчистую. Но вот трапеза на вольном воздухе закончена; пора, в прямом и переносном смысле, сматывать удочки и трогаться в обратный путь.

Путь не близкий и не легкий. Июльское солнышко в зените и палит нещадно, пот заливает глаза, сказывается уже усталость; но надо крутить и крутить педали, не можно отстать от друзей. Не хочется и разговаривать. Ах, скорее бы уже добраться до дома, поставить велик под здиром, напиться вволю ледяной колодезной воды, посидеть в холодке. Поскрипывают велики, побрякивают, привязанные к рамам удочки.

Дядя Миша напевает шутливо: «Эх, дорожка фронтовая». – На войне он и правда был шофером. Но ни когда об этом не рассказывает. И отсидел срок в лагере,как папка, но это тема уже вовсе запретная. Мне стыдно сказать даже своим патцанам, что отец «тюремщик», нет уж. Объясни попробуй за что отсидел когда сам не могу разобраться.

Поскрипывают и побрякивают велики, налегай – налегай на педали. Солонец подсох настолько, что ехать по нему было сплошным удовольствием – катим по серой равнине с островками травы, как по стадиону; соленый песочек с тихим шорохом сыпался с колес. Подналегли, поднялись на бугор, вот и одинокая березка на его макушке. Отсюда открылся уже вид на деревню, повеселели. Дорожка теперь почти все время под гору. Последний рывок. Вот моя деревня. Катим уже по улице. Ну, наконец – то дома.

– Патцаны, в следующее воскресенье опять поедем?

– Поедем, Поедем!

– Дядя Миша, поедем?

– Там видно будет. Живы будем, можно съездить порыбалить. Только, чур не опаздывать.

Он как будто и не устал, отказался зайти в дом отдохнуть. Сел на скамеечку у полисадника нашего дома, попросил меня принести холодной воды напиться.

В ограде встретила мама

А приехали рыбаки. Устал, Петя? Исть хочешь?

– Дядь Миша просит воды холодненькой.

– Михаил? Дак че же он не заходит? Квас же есть в холодильнике. Принеси, Петя.

Когда я с трёхлитровой банкой кваса и кружкой вышел на улицу, мама с дядей сидели на скамейке и мирно беседовали. Дядь Миша напился, передал кружку Лешке, похвалил:

– Квас, Надя, у тебя хороший.

– Квас как квас – встрял я.

–Ты еще не понимаешь в квасе. – усмехнулся дядя.

– Алешка, напился? Ну, тогда поехали.

–Ну, вот че даже в дом не зашел. – говорила мама.

–В другой раз, Надя. А то с Шурой прийдем в гости.

– Приходите.

Поехали. Поскрипывают, побрякивают велики. Вот и скрылись из вида.

Дядя Миша, не смотря на то, что прошел фронт и лагерь, на пережитый инсульт, прожил долгую жизнь. Когда окончили мы уже десятилетку, переехали они на Украину, под Харьков. Писал отцу, что вот сидит де в своем садике, а на столе перед ним стоит таз с яблоками и таз с виноградом, и ест сколько хочет. Ни дать ни взять чеховский герой, у которого осуществилась мечта о решете с крыжовником.

Прожил бы и еще дольше да схлестнулся на работе с одним урватом. Пугать дядю Мишу было бесполезно, всяких видел и силой Бог не обидел. Однако пришлось ему на работу и с работы ходить с монтировкой в рукаве. Эта нервотрепка видимо и укоротила ему жизнь.

Охота хуже неволи