Кто ищет, тот всегда найдёт. Роман

- Глядя на неё, - отбрыкиваюсь грубо и с намёками, - это очень трудно. Но я и не думал нападать, я только защищаюсь, - и это святая правда, если учесть, что бывает и активная оборона.

- Ладно, - прекращает тему Шпац, открывает ящик стола и достаёт маленькую коробочку и блестящие часы с блестящим витым браслетом. – Это тебе, - осторожно пододвигает по столу, - Горюнов оставил на сохранение, просил передать в случае чего. – Как зачарованный дикарь из джунглей Амазонии беру в руки ослепляющие часы неизвестной иностранной фирмы с умопомрачительной красной центральной секундной стрелкой и календарём, примеряю на руку – как на ней и были, полюбовался, сияя улыбкой не меньше часов, снимаю и осторожно кладу на стол. Открываю коробочку, а там – золотые серёжки с брызнувшими в глаза синью сапфировыми камушками. Ну, профессор! Он и о памяти позаботился. Мгновенно даю ещё одну мысленную клятву: она, память, на всю жизнь, и так тепло стало на сердце, что впору идти и просить дружбы у Сарнячки.

- Спасибо, - хриплю, забирая дары и упрятывая во внутренний карман пиджака.

- Не женился ещё?

- Уже, - говорю ложь как правду.

- Жди двухкомнатную, - радует щедрый начальник, - первая твоей будет… если отстоишь Угловой.

Я скептически усмехаюсь.

- Спасибо, - ещё раз благодарю, - вы мне и так две дали, больше не хочу.

Он ухмыляется.

- Ну, как знаешь, - и опять меняет разговор. – Строители сделали надгробие и оградку, съезди, обустрой могилу.

- Обязательно, - обещаю с готовностью, - вот только схожу, поцапаюсь с Сарнячкой, т.е., с Саррой Соломоновной, - и мы оба смеёмся, мы с ним – не в ссоре.

Робко стучу в гадюшник, захожу и, выполняя просьбу Шпаца, вежливо, изящно склонив породистый профиль, спрашиваю:

- Чего изволите, Сарра Соломоновна?

Начальство у нас поголовно не отличается массовой культурой, очевидно, должность обязывает к грубости, не составляет исключения и наш техрук.

- Не паясничай! – рычит на и без того затурканного подчинённого, только что схлопотавшего ни за что, ни про что выговор. – Тебя Дрыботий с Антушевичем вызывают. Срочно!

Ну, парень, думаю, ты делаешь успехи – уже не только своему непосредственному, но и экспедиционному начальству требуешься срочно, так, глядишь, скоро и министру понадобишься.

- А не подскажете ли, - вежливо допытываюсь, - за каким таким дьяволом я им понадобился? Может, хотят единовременную премию дать как лучшему начальнику отряда или талон на ботинки?

Она злобно фырчит:

- Ага! – подтверждает. – Держи карман шире! – Это можно. – Дадут, догонят и ещё добавят, - и, излив лишний яд, объясняет: - Будешь объясняться по проекту и отчёту.

Ясно! Вызов на ковёр, на неравную схватку – их двое и разряд выше, а у меня БГТО.

- Слушай, - говорю Сарнячке, - давай мотанём вместе, разом поставим все точки где надо. Как?

Она выпучила на меня жёлто-коричневые зенки, соображая, в чём подвох, не допёрла и согласилась:

- Едем на автобусе.

Можно и верхом, я не против. Представляю себе, как мы дружной парой въедем в экспедицию, она – в амазонке, я – в верховом смокинге, серебряные уздечки… Нет у неё, готов на любое пари, амазонки, а мой смокинг всё ещё не готов, ждёт последней примерки, а без них не тот эффект. Придётся ехать на автогробе.

Ублажив начальство, занялся неотложным делом. Бегом к строителям, которые делают дом, в котором обещана мне третья квартира, спрашиваю, показывают – бери, готово. Бегом к шофёру, тот, как всегда, возится с железным дромадёром. Объясняю, ссылаясь на начальника, без слов собирается, садится за руль. Подъезжаем к строителям, загружаемся и – на кладбище. Попросил остановиться у магазина, заскочил, взял «мерзавчик», полхлеба и кусок местной варёной колбасы. Приехали, стаскали на свежую могилу, стоим, отдуваемся. Шофёр спрашивает:

- Кто он тебе?

Понимаю, что спрашивает о родстве, но кто может определить его настоящую степень, если порой родные братья – лютые враги, а неродные люди – не разлей вода.

- Пока, - отвечаю, - до конца не понял. Не меньше, чем духовный отец и стерегущая каждый шаг совесть.

- Вроде бога, значит, - вполне понял водитель. – Хороший был мужик, настоящий, такие теперь на редкость. – Вот лучшая похвала профессору от простого народа.

- Ты прав, - подтверждаю с горечью. – Такие все там, откуда он выбрался к концу жизни, там скопились настоящие мужики.

- И верно, - согласился шофёр, - здесь всё больше рвачи навроде Хитрова с Кравчуком, да тихие хитрецы, как Розенбаум. Справишься сам?

- Угу.

Он пошёл к машине, а я принялся копать ямы под столбики. Слышу: мотор загудел, поработал и заглох, а шофёр вернулся.