Кто ищет, тот всегда найдёт. Роман

- Я на выходе, - там мне спокойнее. Через десяток минут появляется мордастый брюнет с фиолетовыми глазами, явно не чистокровной славянской наружности со здоровенным чемоданом.

- Ты, что ли, - спрашиваю, - к Шпацерману надыбился?

- Да, - сознаётся.

- Как кличут?

- Фролов… Владимир.

- А я, - представляюсь, - лучший тамошний начальник отряда – Лопухов Василий. Со мной поедешь. Откуда вылупился?

- Из Московского геологоразведочного, - и грудь, петух, выпятил.

- Сам-то столичный?

- Не-е, - вмял грудь, - воронежский.

Ясно, понимаю, татары-злыдни расу испортили. Вот, ведь, как: сделай людям добро, возьми их в плен, а они что вытворяют с нашей сестрой?

- Тяжёлый? – намекаю на чемодан, перевязанный, чтобы не расползся, верёвками.

- Не очень, - не сознаётся. Ну, и тащи сам. Иду впереди, а он сзади пыхтит, согнувшись набок и обтёсывая бедро чемоданом.

- Что там у тебя тяжёлое? – интересуюсь между прочим.

Он с облегчением ставит чемодан на землю, тяжело отдыхиваясь и вытирая пот.

- Да мать, - жалуется, - насовала банок с разным вареньем, яблоки да груши.

Эге, секу, надо помочь, и беру чемодан в свою мощную длань, минуток с пяток иду прямо, напрягаясь, а потом, постепенно загибаясь на сторону. Может, не зря стараюсь.

Володька оказался парнем удачливым: не успели мы выползти на дорогу, как подкатила попутка. Как только влезли втроём в кабину, я втиснулся в угол и, стукаясь мослами, забылся в оцепенелой полудрёме. Башка прямо раскалывалась, сжимаясь от истраченных мыслей, настроение было отвратным, как после поноса, и впереди ничего не светило. И что за дурацкий характер? Как что-нибудь стоящее сделаю, постою за себя, так без промедления начинаю копаться в старом белье, сомневаясь в совершённом и расстраиваясь самоедством. Хорошо Володьке – ни жены, ни производственной ответственности – пацан совсем, года на три моложе, зырит по сторонам, удивляется, наверное, как это при такой бешеной езде мы ещё не сверзлись в пропасть. Жалеет, что банки побьются.

Домчали к концу рабочего дня, слезли, тащу чемодан к себе, и хозяин идёт следом. Открываю пенальчик, приглашаю широким жестом:

- Заходи, не стесняйся, здесь будешь жить, со мной.

У Володьки, конечно, радости полные штаны, ещё бы: во-первых, с начальством, а во-вторых, в комфортных условиях без всяких там санобременений. Быстренько сматываемся к Шпацерману, знакомимся и оформляемся, потом к Анфисе Ивановне, берём новый застиранный комплект постельного белья с лиловой отметиной и – назад. Успели ещё унести на склад вещи профессора и сели передохнуть и освоиться.

- Чайку, что ли, попить? – произношу раздумчиво в пространство. Володька, не обращая внимания на тонкие намёки про толстые обстоятельства, принялся раскладывать постель, хотя спать ещё рано даже для меня. – Ты будешь? – спрашиваю дипломатично.

- Не-е, - тянет, занятый не тем, чем надо, - я потом.

Вздыхаю, не находя разумного взаимопонимания.

- А с чем потом будешь? – намекаю чуть-чуток яснее, и чокнутому понятно.

Он бурчит под нос:

- С вареньем, наверное, больше ничего нет, - и, наконец-то, поворачивается ко мне – слава богу, до жирафа дошло. – Слушай, - спрашивает неуверенно, - может, и ты с вареньем будешь?

- Да ну, что ты! – возмущаюсь. Не хватало ещё, чтобы пацан подумал, что начальник навязывается на сладкое. Ничего подобного, просто проверяю новичка на реакцию, а она у него явно замедленная, с такой геофизическим специалистом высокого класса не стать. – А у тебя какое? – интересуюсь так, из любопытства. Он хватает баул, с трудом развязывает верёвки, открывает и, торопясь, как будто я отказываюсь, достаёт стеклянные банки, плотно завязанные тряпками.

- Смородиновое… - начинает перечислять, - малиновое… а вот и клубничное. – Дальше можно и не перечислять.

- Если только, - размышляю вслух нерешительно, - с клубничным попробовать? – и тут же спохватываюсь: - Нет, - отказываюсь окончательно и бесповоротно, сглатывая сладко-клубничную слюну, - убей – не могу: невеста ждёт с чаем, обидится ещё, за другого выскочит. – Но, похоже, зря я грешил на его застопоренную реакцию: хватает литровую банку с крупными ягодами в красном соковом сиропе и суёт мне:

- Так возьми, - уговаривает слёзно, - и ешьте с невестой. Бери, тут ещё много. – Последние слова совсем расслабляют, и я соглашаюсь:

- Ладно, если ты настаиваешь, - беру драгоценный нектар и даю последние наставления:

- Один остаёшься, ночевать не приду, смотри, со спичками не балуй и варенья не переедай, а то золотуха будет.