Кто хоронит мертвецов

— Когда-нибудь слышали о человеке по имени Диггори Флинн? — спросил Себастьян.

— Вроде нет. Кто он?

— Он не из подручных Приссы Маллиган?

— Нет, насколько мне известно. Но я же говорил, что стараюсь держаться от нее подальше.

— Хотя она вас знает.

— С чего вы взяли?

— Она мне заявила, что мы с вами на одно лицо.

— Хм. — Нокс взял кружку и сделал долгий глоток. С минуту помолчал, словно задумавшись. Затем сказал: — Слышал, пару дней назад вас пытались убить.

— Где вы это слышали?

Рукой стерев пену с губ, владелец таверны усмехнулся. Усмешка продержалась недолго.

— А Присса Маллиган знает, что вы к ней присматриваетесь?

— Знает. И что?

— Несколько лет назад один контрабандист, Пит Карпентер, попробовал Приссу надуть. У него была жена и двое сыновей. Мальчонки четырех-пяти лет. Приходит он однажды домой, а они там порублены на куски и повсюду разложены: головы на каминной полке, ноги на кухонном столе, руки под кроватью. Так-то вот. А жену свою Пит и вовсе не нашел.

Ужас от рассказа Нокса накрыл Себастьяна, скрутил кишки, поднял волосы на затылке, высосал влагу изо рта.

Себастьян сосредоточенно отхлебнул эля и с трудом проглотил, прежде чем спросить:

— Насколько понимаю, вы уже слышали о Престоне и Стерлинге?

— Конечно. — Нокс осушил свою кружку и аккуратно отставил в сторону. — В некоторых людях нет ничего, кроме мерзости и злобы. Присса Маллиган как раз из таковских. На вашем месте я бы от нее поберегся. И семью свою поберег.

* * *

Сидя в библиотеке перед камином, Себастьян покачивал на ладони стакан и рассматривал рдеющие угли. Дом был темным и тихим.

Очередной глоток бренди обжег горло. В последнее время Себастьян слишком много пил и осознавал это медленное опасное соскальзывание обратно в саморазрушительный ад, почти поглотивший его на несколько месяцев после возвращения в Лондон.

Часы на каминной полке пробили два и смолкли. Теперь ночная тишина ощущалась чьим-то тяжким присутствием — гнетущим, высасывающим душу. Впереди ждали долгие изнурительные часы мрака. Вечером он лег в постель с женой и протяжно отчаянно любил ее, а затем держал в объятиях, пока она не уснула. Захватившие его нежность и страсть поразили и даже испугали — такого единения, как с Геро, он больше ни с кем не испытывал.

Но при этом глубоко внутри он ощущал себя одиноким и опустошенным, как никогда прежде. А потому, тихонько встав с кровати, натянул панталоны с халатом и укрылся в библиотеке.

После еще одного обжигающего глотка его по-звериному острый слух уловил звук открывшейся выше двери, затем легкие шаги на лестнице. Себастьян замер. Он не хотел, чтобы жена застала его в таком состоянии. Не хотел, чтобы она увидела его слабость, его страх, его неуверенность.

Подойдя сзади, Геро перегнулась через спинку кресла, обвила руками шею мужа, положила ладони ему на грудь.

— Снова их вспоминаешь, да? — спросила она. — Женщин и детей Санта-Ирии?

— Да.

— Пора перестать себя винить. Ты потратил годы, чтобы искупить преступление, совершенное другими. Но прошлое осталось в прошлом, и ничто из того, что ты можете сделать, прошлого не изменит. Пожалуйста, не мучь себя больше.

Он повернул голову, чтобы посмотреть ей в лицо. Бледная кожа в свете камина казалась золотой, тяжелый водопад темных волос обрамлял рельефные черты, подчеркнутые тенями.

— Я тебе не все рассказал, — прошептал он.

Она погладила пальцами его щеку.

— Я понимаю.

В наступившем молчании Себастьян услышал шорох пепла и нескончаемое тиканье часов.

Затем Геро села на ковер рядом с креслом, прислонила голову к ноге Себастьяна.

Он коснулся ее волос, наслаждаясь их мягким шелковистым скольжением между пальцами, и порывисто выдохнул.

— Я видел, как французы их убивали.

— Ты не должен мне рассказывать.

Уставившись на огонь, он покачал головой.

— Мне удалось бежать лишь через полчаса после того, как французский капитан и его люди покинули свой лагерь. Но я все равно поспешил в монастырь. Я знал, что опаздываю, но не мог допустить мысли, что не успею предупредить. Не успею спасти. — Себастьян почувствовал резкую боль в груди. — Когда появились солдаты, несколько детей играли в апельсиновой роще на краю долины. Французы, должно быть, рубили их саблями прямо на скаку, потому что вся земля там была взрыта копытами. И дети…

Геро тронула его за руку.

— Себастьян…

Он сглотнул, вспомнив, как опускался на колени рядом с каждым изрубленным, окровавленным тельцем.

— Двоим самым маленьким — мальчику и девочке — было от силы лет пять; большие карие глаза, тонкие волосы. Такие похожие… наверное, брат и сестра, может, даже близнецы. Они держались за руки. Скорей всего, схватились друг за дружку, когда на них налетели солдаты.

— Дети были мертвы?

— Все до единого.

— И что французы?