Кто хоронит мертвецов

— Ну, я знаю только, что это был не я. Спросите любого, вам скажут: я не жестокий человек.

— Несмотря на ваше увлечение мечами, топорами и колодами палачей?

— Вы не находите их завораживающими?

— В каком-то жутком смысле, наверное, да. Но всё же они вызывают во мне отвращение.

Тислвуд отломил еще один кусок хлеба и кинул его уткам.

— Я думаю, мы все боимся смерти. Мы знаем, что умрем, но никто из нас этого не хочет. — Он издал странный, жидкий смешок. — Некоторые люди считают, что если они думают о смерти, то словно бы ее призывают. Поэтому ни в коем случае не хотят, чтобы им о ней напоминали. Но есть и другие, которые считают, что, приближаясь к смерти, так сказать, глядя ей в лицо, мы делаем её менее страшной.

— Я так понимаю, вы относитесь ко второй категории?

Тислвуд издал еще один из своих странных смешков.

— Думаю, что да. И вы тоже.

— Я?

— А зачем ещё вам этим заниматься? Я имею в виду, искать убийц.

Себастьян начал было отрицать это. Если бы его спросили, он сказал бы, что его стремление добиться справедливости для убитых было гораздо больше связано с чувством вины и потребностью в искуплении, чем со страхом смерти. И все же …

Он смотрел, как собиратель диковинок смял последний кусок хлеба и бросил в воду. Ветви вязов над головой отбрасывали изменчивые узоры света и тени на волны, мягко омывающие берег реки; воздух пах влажной землей и дикой мятой, которая росла в ложбинках между узловатыми корнями. Он прислушивался к плеску весел на берегу Темзы, слышал визг и смех детей, игравших на соседнем пастбище. И был вынужден признать, что в каком-то смысле Тислвуд прав. Но Себастьян боялся не собственной смерти, а смерти тех, кого любил, чтобы им не пришлось расплачиваться собственными жизнями за жизни женщин и детей, которых он не сумел спасти.

— Вы когда-нибудь кого-нибудь убивали? — внезапно спросил Тислвуд. — Ах да, конечно, вы же служили в армии и всё такое.

— А почему вы спрашиваете?

— Я иногда бываю на казнях в Ньюгейте. Смотрю, как палач дергает за рычаг, и думаю: каково это — убить кого-то? Знать, что в одну минуту они живы, а в следующую — нет, и это сделал ты. — Он выжидающе посмотрел на Себастьяна, его губы растянулись в почти нетерпеливой полуулыбке.

Но Себастьян только покачал головой, не желая удовлетворять омерзительное любопытство коллекционера.

До этого момента Себастьян сказал бы, что сомневается в причастности Тислвуда к недавней череде убийств. Несмотря на ложь, публичные споры и сильную профессиональную и личную ревность коллекционера, Себастьян по большей части не считал его подозреваемым, вместо этого все больше и больше убеждаясь, что ужасные убийства были делом рук кого-то, нанятого Синклером Олифантом, или Приссой Маллиган, или, возможно, даже собственной дочерью Престона, Энн.

Теперь он уже не был так в этом уверен.

* * *

Мик Макдугал прислонился к своей повозке с запряженным в неё ослом, скрестил на груди мускулистые руки, надул сначала одну щеку, потом другую и задумчиво уставился на Геро.

— Стэнли Престон? Это которому кочан отчекрыжили у Кровавого моста?

Геро кивнула.

— Он посетил Бакет-Лейн всего за несколько часов до того, как его убили. Я пытаюсь выяснить, зачем он туда ходил и с кем встречался.

Макдугал, прищурившись, смотрел на густые серые тучи, набегавшие сверху, чтобы лишить день обещанного тепла и солнечного света. Поднялся холодный ветер, взъерошивший перья кричащих над головой чаек и усиливший запах сырой рыбы, исходивший как от человека, так и от его повозки.

— Вы думаете, может, его какой костер прикончил?

— Нет, вовсе нет. Но двое других людей, которые знали Престона и видели его в тот день, теперь тоже мертвы. А это значит, что тот, кого Престон навещал на Бакет-Лейн, вполне может оказаться в опасности. Только он или она могут этого не знать.

Макдугал снова перевел взгляд на её лицо.

— Что ж, я могу заняться этим, миледи. Но не обещаю, что они захотят поговорить с вами.

— Я знаю. Просто, кто бы это ни был, пожалуйста, постарайтесь помочь им понять, что их жизни, вероятно, в опасности. Если они что-то знают — хоть что-то, — им важно проявить себя.

Он провел ладонью по многодневной щетине, покрывавшей его подбородок.

— Я постараюсь, миледи. Постараюсь.

* * *

К тому времени, когда Геро вернулась на Брук-Стрит, уже начинал накрапывать дождь: мелкий, но сильный, он вихрями кружился между высокими городскими домами и обжигал нежную кожу её лица.

Геро только что вышла из экипажа и уже собиралась подняться по ступенькам крыльца, когда увидела Девлина, свернувшего за угол Бонд-стрит — полы его черного пальто развевались на ветру, шляпа низко надвинута, защищая от ливня.

— Девлин, — позвала Геро, он поднял голову, его лицо было худым и неулыбчивым. Внезапно между высокими рядами домов прокатился треск ружейного выстрела, и странные желтые глаза расширились, а тело дернулось.

Блестящее мокрое пятно расплылось на его тёмном пальто.

— Нет! — закричала Геро.