Достаточно оперативно происходил обмен разведданными. Например, 4-й отдел УНКВД Ленинградской области оперативно передавал добытые партизанами сведения командованию частей, разведотделам штабов фронтов, местным партийным органам.[188]
Точно так же поступали Штаб истребительных батальонов НКВД СССР, разведотделы УНКВД, Особые отделы фронтов и армий.[189] В свою очередь, партийные власти передавали добытую партизанами информацию командованию частей, разведывательным и особым отделам.[190] Информация, обобщенная органами госбезопасности, также поступала в Генштаб и ГКО.[191]Хуже было с координацией практических мероприятий. Уже при организации переброски партизанских и диверсионных формирований через линию фронта координация между различными органами, как правило, отсутствовала.[192]
«Существует ряд органов, пытающихся руководить партизанским движением, причем каждый претендует, что это дело этого органа, а не какого-либо другого, — писал в ноябре 1941 г. начальник 10-го отдела ПУ Северо-Западного фронта Асмолов. — В результате возник целый ряд параллельных местных центров по руководству одним и тем же вопросом, одними и теми же отрядами, хотя многие их этих так называемых местных центров не сформировали ни одного отряда… В результате на местах иногда дело доходит до больших недоразумений, даются отрядам и местным районным партийно-советским органам противоречивые указания…»[193]Отсутствие единого руководства действительно катастрофически влияло на партизанское движение. Разрозненные, неуправляемые и плохо организованные партизанские отряды, забрасываемые в тыл противника кем попало, просто не могли действовать эффективно.
Сложившиеся ведомственные системы организации и руководства партизанским движением, как выяснилось к зиме 1941 г., не были способны обеспечить эффективное взаимодействие. В каждом ведомстве понимали ненормальность ситуации, когда вопросами партизанской борьбы занимаются множество параллельных и независимых друг от друга структур; все видели проистекающие из этого неудобства — однако и партийные органы, и НКВД, и военная разведка и даже ГлавПУ не без основания считали, что именно их структуры должны продолжать заниматься партизанами.
В этих условиях взаимодействие осуществлялось на уровне личных контактов и потому обычно налаживалось между родственными организациями. 4-е Управление и Штаб истребительных батальонов НКВД СССР эффективно взаимодействовали с фронтовыми особыми отделами и территориальными органами внутренних дел.[194]
А вот спецотделы политуправлений фронтов гораздо с большим трудом находили общий язык с местными советскими и партийными органами. Когда представители спецотдела ПУ 16-й армии Западного фронта в ноябре 1941 г. пытались наладить взаимодействие с Московским комитетом (МК) ВКП(б), случился конфуз. «При встрече с представителем МК товарищем Волковым последний заявил, что ему не было известно, что в армии кто-то занимается партизанским движением, ибо это дело МК».[195] Вопрос был решен только после долгих убеждений.«Отсутствие единого центра по руководству партизанским движением неизбежно вызывает то, что сейчас имеем массу недочетов в партизанском движении, — писал начальник спецотдела ПУ Северо-Западного фронта Асмолов. — Никто не заботится обеспечить партизанское движение радиосредствами; до сих пор не отработан практический вопрос о порядке обеспечения партизан и их семей денежным пособием…; никто не занимается обобщением опыта партизанской борьбы, не распространяется положительный опыт между фронтами; до сих пор мы не получили ни одного руководящего указания по организации партизанского движения и его руководству из центра…»[196]
Ненормальность такого положения, по всей видимости, понималась в Кремле, куда записки о необходимости изменения системы руководства партизанским движением поступали регулярно. Об этом свидетельствует следующий достаточно известный эпизод.
11 августа из немецкого окружения прорвался большой отряд советских военнослужащих под командованием зам. командующего Западным фронтом генерала И. В. Болдина. 12 августа Сталин сообщил генералу И. В. Болдину, что в Москве формируется управление по руководству партизанским движением. «Не согласитесь ли его возглавить?» — спросил он Болдина. Тот отказался: «Что вы, товарищ Сталин. Мне надо воевать. Я же строевой генерал».[197]
Сталин не стал настаивать, поскольку, скорее всего, это управление не существовало даже в эскизных проектах. По-видимому, сталинское предложение генералу Болдину можно рассматривать скорее как эмоциональную реакцию, а не как попытку реально создать управление партизанскими силами.