Кто они такие

Призрак смотрит прямо перед собой и говорит, но, если нет, не страшно, просто скажи, и мы найдем кого-нить еще, ага.

И я такой, я не любитель говорить, за меня скажут мои дела, и гляжу на Д, который повернулся и смотрит на меня.

Большой Д смеется и говорит, не, он в деле, он в деле, к чертям.

Теперь, после таких слов, назад пути нет. Уж лучше рисковать, лучше бросаться в огонь и чувствовать себя живым, хотя бы на миг, чем совсем толком не жить. У кого-то жизнь – это медленная смерть. Ну нахуй. По-любому, я ни в коем разе не дам подумать этому чуваку, что я слабак, что я не при делах, что бросаю слова на ветер. Я бы тогда потерял имя, не успев заработать его.

Большой Д говорит, смотри, движ такой: мы едем в Централ, Кингсбридж, Челси или в один из энтих богатых районов. Меня с вами не будет, имей в виду, у вас будет отдельный конь с водилой, а я буду давать наводку. Чаще это будет перстень с камнем или котлы, но иногда богатые бабы сверкают серьгами или ожерельями с брюликами. Если это мужик, это чаще всего будет здоровый котел, типа «Ролекса» или «Картье». Как тока я чего засек, я вам набираю и говорю, на кого делать скок. Главное, сделать захват, ты понял.

Ага, так какие мои действия? – спрашиваю я.

Короче, ты подбегаешь к добыче, тока смотри, чтобы тебя не засекли, делаешь захват – не слишком сильно, но достаточно крепко, чтобы они поняли, чем пахнет, – и Готти отожмет у них добро. Он точно знает, как снимать котлы, птушта уже делал это. Все, что тебе нужно, это держать их, пока Готти их обработает. Если станут рыпаться, просто схвати покрепче, и поверь, они поймут, чем пахнет.

Он смотрит на меня в упор и говорит, так как, ты еще в деле, а?

Ага, начальник, в деле.

Мы вылазим из «Порша». Сумерки выжимают день. Я в дикой природе.

Большой Д наклоняется, чтобы стряхнуть что-то, невидимое остальным, со своих треников с монограммой «Луи В», затем вынимает из кармана книжку «Куш» и начинает поглядывать на стоянку, высматривая резвого коня. Призрак звонит нашему водиле, Малой курит очередной косяк, а Готти мне показывает, как правильно делать захват.

Я пробую несколько раз на Готти, и он смеется – я тяну его на себя, захватив левой рукой за горло и держа себя за правый бицепс, чтобы он не вывернулся, – и говорит, ага, братан, ты понял суть.

К дому подходят мальчик с девочкой в школьной форме и глазеют на нас, а Малой говорит, дай кулак, юный ганста, и мальчик стучится кулаками с Малым без всякого выражения на лице. Мальчик открывает дверь подъезда электронным ключом, и они с девочкой заходят, а Малой выдувает им вслед паровоз.

Д подходит и говорит, порядок, я достал вам коня, чуваки, он ждет нас в Мейда-вейл. Где Куинси?

Уже в пути, говорит Призрак.

Я знаю, он все еще курит химию, так что ему можно не давать больше нескольких бумажек, говорит Д.

Наш водила – торчок. Один из тех полуживых торчков, кто не совсем еще сторчался, но одержим неуемным голодом по светлому и темному, а значит, наизнанку вывернется, лишь бы вытащить нас, если за нами увяжется полиция. В конечном счете, торчок есть торчок – на них никогда нельзя положиться, – но, как сказал большой Д, он будет рад нескольким сотням фунтов, чтобы утолить свою жажду. Нам же больше лавэ достанется.

Я поворачиваюсь к Готти и рассказываю ему про Ницше и о том, как мы следуем своим чистейшим инстинктам, и Готти говорит, в натуре, это охуенно, Снупз, ты знаешь, ты не как все, брат, клянусь, ты один из самых реальных людей, кого я знаю. Что-то ярко сверкает в его глазах и тут же гаснет – звезда, проглоченная черной дырой. Я говорю, нравственный закон – это роскошь, непозволительная для человека, ты меня понял. И если ты живешь опасной жизнью, это просто помеха, говно на палочке, скажи? И я вижу, что Готти полностью врубается. Его не страшит падение. Словно бы именно здесь, на самом краю, он и нашел правду. Только это нечто большее. Словно ты открываешь важнейший компонент раствора, цементирующего наш мир.

Я иду и бросаю куртку у Пучка, чтобы тяжелая кожа не сковывала движений. Достаю из рюкзака клаву и резиновые перчатки. Готти уже достал свои из кармана толстовки. Перед домом Малого возникает Куинси, наш водила. Высокий, тощий, одежда висит на нем, как на скелете, хотя когда-то могла быть в самый раз, зубы – желто-черные пеньки от химии, которую он курит, и Большой Д говорит, идем, чувак, достанем коня.

Мы едем в Мейда-вейл, и Большой Д покупает нам коня у белого чувака, платит наличкой – никаких писулек, никаких зацепок. Мы все равно планируем бросить ее после движа, так что нечего морочиться с бумажками и прочим дерьмом. Мы едем назад в Южный Килберн и паркуемся в квартале Малого. Группа готова.

Шесть вечера, и над Южным Килберном раскинулись промозглые ноябрьские сумерки, темнота окутывает все тенями, и бетон синеет. В окнах зажигается свет. Звезды тускнеют. Мы с Готти заскакиваем в резвого коня и направляемся в центр.