Кто они такие

После семинара я хватаю хавчик и жую по дороге к наземной станции метро «Майл-энд», под металлическим ноябрьским небом. Ветер вокруг меня пожирает себе подобный воздух. Я вынимаю грилзы и принимаюсь за еду. У меня лоснятся пальцы от жареных куриных крылышек и картошки, залитой оранжевым соусом. Я закрываю куриную коробку, теперь полную жирных костей, и замечаю на крышке веселого мультяшного петуха в радостном возбуждении от того, что люди пожрут его сородичей, а за ним расходятся солнечные лучи, рядом со словами «Вкуснейшая Любимая Курочка», и пониже, «Вкусить значит Поверить». Я выбрасываю коробку и вхожу на станцию.

Выйдя со станции «Килберн-парк», я набираю Готти и говорю, я иду к Пучку, бросить сумку, а он говорит, ты где, братан? Я говорю, только приехал в Килберн, у тебя есть дурь? Готти говорит, неа, какое там, тока скурил последний косяк, но Жермен достал голубой сыр. Клево, тогда я – к Жермену, за дурью, и он говорит, набери мне, когда будешь там, и я выцеплю тебя в Комплексе.

Позже Готти ведет меня в один квартал в Комплексе, за магазами, и знакомит с Малым. Грязно-кремовые кварталы, балконы завалены великами, вешалками с одеждой и прочим дерьмом, и везде одни и те же окна в белых рамах, слишком маленькие, чтобы что-то увидеть за ними или из них.

Малой курит большой косяк, глаза с поволокой налиты кровью, когда мы стучимся кулаками у него во дворе, и Готти говорит, это Снупз, а Малой такой, Снупз, значит? Я слышал, ты умеешь делать движи, а я говорю, как иначе. Мы заходим к нему в дом и сидим на лестнице в тусклом свете, и я закуриваю косяк и делюсь с Готти. Готти говорит, мы думаем сделать зачетный движ этим вечером, но надо дождаться Большого Д, он даст наводку.

Малой мелкого роста, кожа цвета колы Харибо, а мочки ушей оттягивают гвоздики из белого золота с канареечно-желтыми брюликами. Он как бы типичный чувак из ЮК. Вылетел из школы в тринадцать, начал сбывать наркоту, сперва от имени одного из дедов, потом скопил достаточно лавэ и стал сам толкать труд и бадж. Он жил в занюханном квартале, откладывал денежку, тратил на брюлики и дизайнерские шмотки, короче, делал свое дело и неуклонно двигался к цели. Вся его семья тоже этим промышляет. Дяди, кузены, племяши, даже его мама. Шифроваться нечего, просто не шинкуй траву на кухонном столе, потому что на нем едят или типа того.

Позже Малой мне рассказывает, как он замутил с одной милашкой, реальной красоткой, все чуваки запали на нее, говорит он, а она полюбила Малого. Малой накурил ее химией, и когда она подсела, он сделал из нее подстилку для братвы. Все были довольны, ей за так доставался труд, и Малой иногда потрахивал ее, чего ей изначально и хотелось. Но потом она, как и все торчки, стала жуткой образиной с мертвыми глазами, такой худющей, что казалось, можно порезаться о ее бедра, и никто больше ее не хотел, так что ей пришлось покупать кокс у Малого, а иногда он давал ей и герыч, за хороший отсос.

Малой звонит кому-то, и я замечаю «Ролекс» у него на запястье. Как только он кладет трубку и говорит, Большой Д в пути, я такой, йо, ганста, крутые часики. Готти говорит, скажи-ка. Малой протягивает мне руку, чтобы я мог рассмотреть. Это женский «Ролекс» из желтого золота с восемнадцатью каратами, циферблат весь усыпан белыми брюликами, а вместо цифр двенадцать рубинчиков, словно капельки крови. Где достал такие, говорю, а он мне, кое-кто из братвы дернул на одном движе, обошлись мне всего в шесть косых, и я такой, крутяк, мне, в натуре, надо дернуть такие.

Мы выходим из квартала. Подкатывает серый «Порш», оттуда выпрыгивает брателла в кожаном пиджаке и говорит, здорово, братва, и Готти говорит, это Призрак, и передает мне косяк. Малой подходит к Призраку, а мы с Готти стоим и курим, чтоб до самой пяточки. Готти говорит, он мудак на самом деле, движи не делает, ни в чем не замазан, просто строит из себя крутого – и он словно бы рушится в моих глазах под весом слов Готти, – и я говорю, видал таких, глядя на «Порш» Призрака, пока изо рта у меня змеится голубой дым.

Призрак подходит к нам, и Готти говорит, это Снупз. Призрак говорит, собираешься на скок сегодня, да? Откуда грилзы? «Хаттонс», говорю, ага. У него один зуб из белого золота с крупным камнем, но смотрится все равно по-дурацки. Повернувшись к Готти, он говорит, Большой Д будет с минуты на минуту, я тока высадил его у магаза, за бухлом.

В итоге я сижу сзади в «Порше». Это двухместная тачка, так что я скрючился, почти вжимая колени в грудь, а впереди Большой Д и Призрак. Большому Д хорошо за тридцать, скорее, под сорок, в гладких волосах тонкие прожилки седины. Пара мелких шрамов на щеке и лбу – единственные приметы его биографии, в остальном его лицо мертво и холодно, в глазах пустота. Он говорит вполоборота, уже второй раз, ты не обязан это делать, если ты не в деле. Серьезно, без понтов, просто скажи, нет так нет.

Я бы здесь не сидел, не базарил с тобой, говорю ему, если был бы не в деле.