Однако император, ознакомившись с их докладом, вздохнул и сказал Васильчикову: «Вы, который служите мне с самого начала моего царствования, вы знаете, что я разделял и поощрял эти мечты и эти заблуждения». После долгого молчания добавил: «Не мне подобает быть строгим». Александр не забыл собственные либеральные идеи. Помнил и о том, что был соучастником заговора против отца. Он не считал себя вправе карать других за то, в чем был грешен сам. Были предприняты только некоторые меры предосторожности, в корпусе Лейб-гвардии учредили тайную полицию. Впрочем, малочисленную и совершенно неопытную в таких делах.
А между тем операции по экспорту революций продолжались. Следующей их целью стала Греция – то же самое Средиземноморье, которое очень интересовало англичан. Но это дело было спланировано довольно хитро. Масонская революционная организация «Филики Этерия» («Дружеское общество») была создана в России, базировалась в Одессе. Она собирала греческих офицеров, состоявших на царской службе, во главе с генералом Александром Ипсиланти. В 1821 г. произошел мятеж против турок в Валахии. Его сочли удобным моментом для начала борьбы.
Ипсиланти самовольно оставил российскую службу, с отрядом перешел границу и бросил призыв к восстанию. Ничего хорошего из этого не получилось. Османские войска били соратников Ипсиланти. Вдобавок греки поссорились с восставшими валахами, в столкновении убили их лидера Владимиреску, потеряв всякую поддержку. До Греции они так и не добрались, Ипсиланти бежал в Австрию, почти все его товарищи погибли. А турки обрушились мстить всем православным, в Константинополе повесили патриарха и троих митрополитов в полном облачении.
Россия возмутилась расправой. Прервала дипломатические отношения с Османской империей. Но западная пресса подняла шум, что восстание организовано русскими, что это попытка захватить Константинополь. После расправы над патриархом и митрополитами восстание и впрямь разгорелось, широко разлилось по Греции. Александр I намеревался поддержать его. Но Англия и Франция недвусмысленно ткнули его носом в его же собственные принципы Священного Союза. Ведь греки выступили против легитимной власти, против своего законного монарха, турецкого султана. То есть были революционерами. При таком раскладе царя убедили, что вмешиваться никак нельзя [43].
Однако финансировать восстание принялась Англия – под видом пожертвований британских греческих общин. Турецких войск поначалу в Греции было мало, они традиционно группировались поближе к русским границам и были отвлечены отрядом Ипсиланти. Поэтому повстанцы одерживали успехи. А в Англии и Франции пропаганда стала раздувать симпатии к ним. Для них собирались пожертвования, посылались деньги, оружие, туда ехали добровольцы – вплоть до такой рекламной фигуры, как Байрон. И разумеется, грекам разъясняли, что царь отказался от них, предал на расправу султану. Выводили их из-под русского влияния и подбирали под свое: получалось, что их настоящими «друзьями» выступали Англия и Франция…
Для Александра I пожар, разожженный «Этерией» и обернувшийся для России грандиозным международным скандалом, стал еще одним толчком, подтвердившим опасность конспиративных кружков. В 1822 году царь издал указ о запрете любых тайных организаций в России, в том числе масонских лож. Все государственные служащие, как военные, так и гражданские, должны были дать расписку, что ни в какой тайной организации не состоят. А если ранее состояли, указать в какой, и письменно заверить, что вышли из нее. При таких условиях царь гарантировал полное прощение и забвение совершенных проступков. Но при обмане и нарушении грозил наказанием.
Этот указ помог и в борьбе с ересями. Лабзин не спешил ликвидировать свою ложу. К тому же имел неосторожность насмехаться над Аракчеевым. В результате осенью 1822 года он отправился в ссылку в Симбирск. А влияние на царя Голицына и его «пророков» Аракчеева давно раздражало. Он выступил могущественным покровителем поборников чистоты Православия. Усилиями его партии удалось убрать от двора баронессу Криденер, Кошелева. Среди помощников Голицына Аракчеев нашел таких, кто тоже засомневался в вере своего начальника, – Магницкого, Рунича, с их помощью стал собирать компромат на министра народного просвещения.
У обличителя еретиков, игумена Фотия, высланного в новгородскую глушь, тоже нашлась сильная покровительница, графиня Орлова-Чесменская – одна из богатейших помещиц России. Она помогала опальному игумену, ходатайствовала за него в столице. Перемены стали возможными, когда митрополита Санкт-Петербургского и Новгородского Михаила (Десницкого), отлично вписавшегося в окружение Голицына, сменил на этом посту Серафим (Глаголевский). Он возвел Фотия в сан архимандрита, перевел в другой монастырь. Сам Серафим не рисковал выступать против высокопоставленных духовных смутьянов. Он использовал Фотия. Пригласил его в столицу, поселил в Александро-Невской лавре.