Кто там ходит так тихо в траве

— А вот и твоя, — сказала Тома и, не глядя, протянула мне заметку. — Ты ведь знаешь, куда ее клеить? Там, где заголовок — «Туманный цех».

Странно было видеть то, что я написал, отпечатанным на машинке.

«ТУМАННЫЙ ЦЕХ

Никогда я не был в таком цеху, в турбинном. В других, когда жил в Сибири, был, а в таком — никогда. Удивительный цех, огромный, длиннющий, как улица, и такой же широкий. Нас туда — весь класс — привел папин сослуживец, Дымшиц. Цех был такой огромный, что я даже растерялся: никогда не думал, что цех может быть такой величины. И он был в тумане, не весь, конечно, нет, но под потолком стоял туман и особенно — вдали, там, где пех кончался. Не хочу врать, не буду, но мне кажется, все мы, весь класс, немного остолбенели, когда вошли в цех, — такой он был удивительный. Главное, когда мы присмотрелись, мы увидели, что станков в цеху много, а рабочих почти нет: двух человек вполне, оказывается, хватает, чтобы управлять огромным и сложным станком, потому что все управление автоматизировано, сиди себе за пультом и управляй. Я все думал, откуда в цеху такой туман, но так и забыл спросить… »

И т. д., и т. п.

— Сначала клей заметки, — сказала Тома, где-то у самого моего уха, и я вздрогнул. — Наклеишь, а потом будешь читать. Времени мало.

— А я и не читаю, — сказал я. — С чего ты взяла?

Она мне ничего не ответила и продолжала ползать по полу, не глядя на меня и потряхивая своими модными косичками.

«Возьму сейчас и дам ей щелчка по шее, — подумал я. — Красивая, — думал я, — девочка-бабочка, — думал я. — Дам вот сейчас щелбана — и все тут». Меня прямо трясло, честное слово!

— У вас скоро вечер? — вдруг спросил я.

— Что?

— У вас, я говорю, скоро вечер, у семиклассников?

— Да. А что?

— Ничего, — сказал я. — Я приду. Собираюсь прийти.

— Зачем? Танцевать?

— Нет.

— А зачем тогда?

— На тебя поглядеть! — сказал я чужим голосом.

— О-о! — сказала Тома. — Любопытно. Но тебя не пустят.

— Если ты скажешь — пустят!

— А ты думаешь, я скажу?

— Скажешь!

Она поглядела на меня, улыбаясь, красивая — ужас, но я смотрел ей прямо в глаза, как — сам не знаю, и она вдруг перестала улыбаться и сказала:

— Ну что ж, приходи.

И отвернулась от меня в сторону.

22

Я знал, что они ужинают, но когда я вошел в квартиру и громко хлопнул дверью, в комнате, где они сидели, была полная тишина, — а они были там, я знал.

Я разделся, вошел в комнату и остановился у самой двери и стоял так с полминуты, глядя, как они сидят и молчат. Ни ложкой не брякнут, ни тарелкой, ни стаканом. Они даже не шевелились и не смотрели на меня. Папа уткнулся в газету, мама, отвернувшись от двери, глядела в окно, Зика сидела ко мне спиной. Что-то случилось.

Я поздоровался и сел на свое место. Глаз папы и мамы я не видел. Я повернул голову к Зике, и она показала мне язык и подмигнула, но очень невесело как-то, и тут же стала допивать чай, хлюпая, как бегемот.

— Ты кончила, Зика? — спросила мама.

— Да.

— Иди на кухню.

Папа закашлялся, встал и юркнул в свою с мамой комнату. И Зика ушла. Глупо, конечно, — и в кухне, и в комнате все равно все слышно.

— Как это могло произойти? — спросила мама. Она строго посмотрела на меня, но тут же отвернулась. Я уже догадался, что случилось что-то со мной, но что именно, честное слово, я не знал.

— Что произошло? — спросил я.

— И ты не знаешь?

— Нет.

— Ничего не знаешь??

— Абсолютно ничего.

— Прекрасно, прекрасно. Во-первых, зачем ты скрыл, что у вас родительское собрание?

— Я скрыл?!

— Разумеется.

— Я не скрывал.

— Но ты же не сказал, что оно будет.

— Нет, не сказал. Но я и не...

— Я-то понимаю, почему ты скрыл, но это же отвратительно, — я совсем-совсем не ожидала.

— Чего ты не ожидала?!

Ужасно глупо и противно было оправдываться, тем более, неизвестно еще, в чем, но я сказал все-таки:

— Честное слово, я не знаю, что происходит. Мне ничего не известно.

Но маму уже было не остановить...

— Ты не знаешь, что у Зики сегодня было родительское собрание?!

— Знаю, слышал, она говорила, только я забыл, что именно сегодня.

— И ты не знаешь, что сегодня и у тебя было собрание, родительское?!

— Понятия не имел!

— И ты не знал, что у всех оно бывает в один день?!

— Ничего я не знал, я же сказал.

— Хорошо. Ладно. Пусть. Пусть ты не знал, что оно бывает у всех одновременно, в один день. Пусть! Но ведь вас в классе наверняка предупредили, что собрание будет. А?!

— Не знаю, наверное. Но я не слышал.

Глупо было доказывать, что я такой вот человек — отключаюсь и просто не слышу, что делается вокруг и о чем говорят.

— Но это все ерунда! — продолжала мама. — Если ты вдруг — хотя это совершенно-совершенно нелепо! — действительно не знал, что оно будет, то наш разговор все равно состоится...

— Какой разговор?!

— А если ты знал о собрании...

— Я ничего не знал, ничего!

— ...а если ты знал, то мне совершенно понятно, почему ты это скрыл от меня.

— Ничего я не скрывал! Я же дал честное слово!!!

— Когда у человека две двойки: по арифметике и географии, ясно, почему он скрывает родительское собрание!

— Какие двойки? — тихо спросил я, как бы крикнул, но медленно и тихо.