Кто ты, Билли Притти?

На обратном пути я не сказала ни слова. Я думала о том, что каждый взрослый в душе остается ребенком. О том, что если нам в детстве чего-то не хватало, то это навсегда. Думала о Жюли. И задавалась вопросом, бывают ли заранее проигранные сражения.

Когда мы вернулись в квартиру, Марсель прилепил корову к холодильнику, а я сказала, что пойду прогуляться. На лестнице я встретила соседку снизу. Она протянула мне письмо – впервые за два года. Не сказав ни слова, я схватила его и выбежала из подъезда так быстро, как только могла. На этот раз я твердо решила его открыть.

«Я теперь живу в Париже. Когда ты приедешь ко мне?»

* * *

Сначала это меня злит. Он зовет меня в Париж, будто предлагает встретиться в конце улицы, с непринужденностью тех, кому не о чем беспокоиться. Но я-то, как я поеду в Париж? На какие деньги? Я ни секунды не думаю о том, что проблема еще и в возрасте: мне всего тринадцать лет. Если Марсель мне в чем-нибудь отказывает, если мы не можем себе чего-либо позволить, это всегда из-за денег. Это единственная преграда, которую я действительно вижу перед собой. Единственная, о которой Марсель мне говорит.

Я сижу на старом оранжевом стуле в кухне, уставившись в стену. Письмо свисает из моей руки. Я размышляю. Размышляю, но вдруг встречаюсь взглядом с красной коровой, примагниченной к холодильнику, и снова испытываю чувство стыда.

В этот день, в маленькой кухне в провинциальном городишке я даю себе обещание: мне может не хватать чего угодно, но смелости мне всегда будет хватать.

* * *

В следующую субботу я на вокзале. Мне кажется, что сесть на поезд без билета так же просто, как сесть без билета в автобус. Так оно и есть. Я сажусь в вагон 12 на пути А, устраиваюсь в пустом купе и жду. Поезд трогается, и под стук колес, скрежещущих на старых рельсах, мой страх исчезает. Делать больше ничего не надо. Не надо ничего решать, не надо ни в чем сомневаться. Надо только сделать так, чтобы все это не обернулось неудачей. Я ни с кем не пересекаюсь до пересадки на вокзале в Туре.

Там я протискиваюсь между людьми, иду по указателям с желтыми буквами – и снова сажусь в точно такой же вагон. Если все пройдет хорошо, через час и двадцать минут я буду на вокзале Монпарнас в Париже.

Идет контролер. Я притворяюсь спящей, но спят люди или не спят – ему нет дела до этого. Он хочет мой проездной документ. Я говорю: «Да, да, сейчас, подождите, я найду». Он ждет. Как будто не сомневается в моей честности. На мне блузка, в которой я похожа на девочку из церковного хора, надеть ее тоже было частью плана. Марсель выдает одну и ту же шутку всякий раз, когда видит меня в ней: «Если пойдешь на мессу, попроси у Него немного маслица. Шпинат я беру на себя»[3].

Я нашла эту блузку на полу в физкультурном зале. Мне очень нравится кружево вокруг горловины, но еще больше нравится ярлычок с написанным на нем именем. Кассандра Д. Меня потрясает сама мысль, что можно заботиться о ком-то до такой степени, чтобы помечать его вещи. В сравнении с этим блекнет даже кружево. Контролер все еще здесь.

– Моя мама пошла купить кофе. Она, наверно, взяла билеты с собой. Я могу сходить за ней, если хотите.

– Жду тебя здесь.

Я вежливо улыбаюсь и не спеша встаю.

– Можешь оставить свой рюкзак, я за ним присмотрю.

От этой фразы я застываю как вкопанная. Я не взяла с собой никаких документов, а единственные деньги, которые у меня есть, – это банкнота в пять евро, которая лежит в кармане брюк. Придется раздобыть другую сумку для школы, но это сейчас дело десятое. Отчего у меня щемит сердце в эту самую секунду, так это оттого, что в сумке лежит единственная вещь, которая по-настоящему мне дорога.

Единственная вещь, оставшаяся мне от нее. И у меня нет другого выбора, как оставить ее здесь.

– Спасибо, месье.

Я ухожу, не оборачиваясь. Держу голову прямо, но чувствую, что внутри все сжалось. Я иду и повторяю про себя ту истину, которую слышала всю жизнь, но никогда по-настоящему не понимала. По крайней мере, до этого дня. «Ничто не дается просто так». Не дается смелость, если не рискуешь. Нельзя справиться со своими слабостями, не оставив позади частицу прошлого. Но когда у тебя есть только одна вещь от мамы, единственная фотография, которая от нее осталась, неужели невозможно сделать исключение?

* * *

Я приехала в Париж. Прохожу через турникет метро, еду по линии 4 до станции «Реомюр-Себастополь» и пересаживаюсь на линию 3 до «Вилье». Я выучила маршрут, как учат стихи, и декламирую его про себя.