Я прыгаю с самой высокой вышки в бассейне.
Я всегда отвечаю «нет» на вопрос: «Хочешь, помогу тебе?»
Я спускаюсь за бутылкой в подвал, даже когда темно, в разгар зимы.
Я не пла́чу.
Я сажаю пауков в баночку, чтобы выпустить их на улицу. Я ловлю ящериц, мышей и лягушек.
На ярмарке я сажусь на карусели, которых все боятся.
Мне почти все время страшно.
– Ты проводишь меня на вокзал?
– Я… э-э…
Искра паники мелькает в его глазах. Я делаю вид, будто не заметила, не поняла, в чем проблема. Я жду. Пусть он сам скажет, пусть столкнется со своими проблемами слишком любимого ребенка, чтобы мир обрел равновесие хоть на секунду.
– Ну?
Он опускает голову и бормочет что-то совершенно неразборчивое, но я отлично его слышу.
– Что ты сказал?
– Я не могу, это слишком рискованно.
– Ладно, – киваю я. – Тогда пока.
Я уже спускаюсь по ступенькам, ведущим в метро.
– Ты не можешь понять, что это такое, когда у тебя мама…
Я замираю, как будто мне выстрелили в спину. Оборачиваюсь и смотрю ему прямо в глаза.
– Может быть, смелость без страха – это глупость. Но страх без всего – это просто страх, Максим. Если ты слишком боишься жить, это твое дело. Но не надо портить жизнь другим, если твоя уже испорчена вконец.
Глава 6
Мне 14 лет. Марсель считает, что не нужно привлекать внимание окружающих. Он не любит опаздывать, просит не разговаривать слишком громко на людях и вздрагивает, когда медсестра произносит его имя, приглашая в кабинет врача. При этом я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь так шумно ел суп.
Когда я прошу его рассказать про свое детство, он всегда отвечает одно и то же.
– Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал? У нас тогда ничего не было.
И пожимает плечами.
Но в этот день я от него не отстаю. Я хочу узнать больше, раз и навсегда.
– Ну я не знаю, расскажи хоть немного. Про твоих родителей, про братьев и сестер, про место, где вы жили. Все равно что.
Он глубоко вздыхает.
– Мы жили на старой ферме, расположенной на вершине холма. Мои родители занимались всем понемногу. Они держали птицу, свиней, огород, было несколько виноградных лоз. Ближайший сосед жил в пятистах с лишним метрах от нас. Школа находилась в деревне, до нее надо было идти три километра хоть в дождь, хоть в снег. Впрочем, ходил я туда недолго. У меня было шестеро братьев и сестер, я последыш. Когда я родился, повитуха сказала моей матери: «У вас мальчик». А та ответила: «Мне наплевать». Ей было за сорок, сама понимаешь, в таком возрасте… Ну да ладно. Тогда не то, что сейчас. Зачастую дети появлялись, когда их не ждали.
Он медлит, потом добавляет:
– Но, знаешь, нам с братьями и сестрами всегда давали есть первыми. Я никогда не голодал.
Думаю, для него это было единственное доказательство любви.
Марсель говорит, что мы из скромной среды. Он говорит, что нам грех жаловаться, но все-таки мы были бы не против иметь побольше, хоть немного. Когда я спрашиваю его, что бы ему хотелось иметь, чего у него нет, он не знает, что ответить. Повторяет: «Побольше, хоть немного», пожимая плечами. Даже его мечтам не хватает размаха. Я ему так и сказала на днях. Он посмотрел на меня с грустным видом, от которого я всегда чувствовала себя виноватой, и ответил: «Ни к чему они, эти мечты. От них одни беды».
Вечером я поискала слово «скромный» в словаре. Я всегда так делаю, когда мне что-то не дает покоя. Наш учитель французского месье Доге постоянно повторяет нам: знание – сила, прежде чем что-то изменить, надо это понять.
Вот я и читаю все определения слова. И тот абзац, где говорится, что быть скромным значит быть нетребовательным:
Нам грех жаловаться, и я не жалуюсь. Но если мне зададут вопрос, если лично меня спросят, чего мне хочется такого, чего у меня нет, я смогу ответить. И еще я знаю, что буду это что-то искать.
Однажды, вернувшись домой после уроков, я нахожу входную дверь приоткрытой. С Марселем такое случается все чаще. Забывчивость. Пока это пустяки, мелочи. То, что он потихоньку сдает, могло бы остаться незамеченным, если бы я не обращала на эти детали такое пристальное внимание. ПИН-код банковской карты, ключи от ситроена, слово, которое он никак не может вспомнить… В его фразах все чаще проскальзывают «это самое» и «как его», мне иногда кажется, что наши разговоры – это тексты с пропусками.