Я бегаю все быстрее, но мои оценки застряли на мертвой точке. Я не хочу читать книги, которые меня заставляют читать, я не вижу никакого смысла в математике и еще меньше в естественных науках. Мир мне видится таким, какой он есть, и меня это устраивает.
На днях на тренировку пришел отборщик. Я знала, что он придет, об этом объявляли, но я забыла. Зато остальные отлично помнили. В раздевалке царило напряжение, все достали свою лучшую форму. Ту, что приносит удачу, или ту, под которую не проберется никакой ветер. Смешно видеть, во что люди больше всего верят. Я-то верю мало во что, поэтому форма у меня обычная. Та, которую приходится стирать каждую неделю.
Тренировка проходила как обычно, вот только тренер напустил на себя важный вид. Он хлопал в ладоши и орал команды с края дорожки, хотя обычно просто записывает упражнения на доске, а потом садится на трибуне. Я пробежала как всегда, за это мне и нравится бег. За постоянство. Когда делать особо ничего не надо и, как бы то ни было, рассчитывать можешь только на себя.
Зима – мое любимое время года для бега. С поля слышно футбольную команду. Свистки, выкрики, но ничего больше. Холод и темнота выключают громкость городов. Я чувствую, как мои мышцы, поначалу деревянные от зимних температур, потихоньку просыпаются. Мне нравится ощущать эту приятную боль, чувствовать, как кислород обжигает грудь изнутри, быть на улице и думать обо всех, кто в тепле.
За несколько минут до конца тренировки отборщик подошел к Жан-Пьеру. Я видела, как он дал ему сложенный вчетверо листок бумаги, пожал руку и ушел со стадиона.
Жан-Пьер заходит к нам в раздевалку. Он ничего не говорит, просто идет к доске и прикрепляет к ней магнитом развернутый листок.
– Вот, – говорит он. – Список отобранных для региональной команды.
И уходит, хлопнув дверью. На бумаге перед нами только одно имя: Билли Летелье.
Легкая атлетика стала моим смыслом жизни. У меня новая мечта, и я держусь за нее изо всех сил: я хочу быть самой быстрой девочкой во Франции. Поэтому каждый вечер после уроков я сажусь на поезд, который за двадцать минут довозит меня до соседнего большого города. Я тренируюсь с девочками, мечтающими о том же, и мы вместе гонимся за нашей мечтой со всех ног, но разделить ее не сможем.
В этой новой команде я в отстающих. Мне не хватает навыков, техники, но еще выносливости и силы. Иногда мне кажется, что я прошла отбор в эту группу по недоразумению. Я хожу на тренировки с комом в желудке, но все равно хожу, потому что, хоть на них моя мечта и разбивается о действительность, это лучший способ прикоснуться к ней. Я понимаю: мне надо работать больше других, чтобы наверстать отставание. И не важно, что дождь льет как из ведра, что болят все мышцы или что на последнем старте я подвернула ногу: я все равно сажусь в поезд, чтобы выйти на дорожку. Я не хитрю. Никогда не стартую до свистка, не перехожу на шаг, пока не пересеку финишную черту, делаю все отжимания и подтягивания, которые мне велят, и даже когда слишком устаю, чтобы продолжать, я продолжаю. Хочется все бросить, но это невозможно. Я не могу. Не могу оказаться среди тех, кто бросает, я этого просто не умею, ведь я всегда была той, кого бросают.
Летом я каждый день пробегаю несколько километров вокруг футбольного поля рядом с моей старой школой. Там ничего не изменилось. Все тот же забор, окружающий четырехугольную площадку, и на нем граффити, изображающее Майкла Джордана в майке «Чикаго Буллз». Ниже написана фраза, которую я каждый раз читаю, пробегая мимо: «Спорт тебя спасет».
Я столько раз читала эти слова, что, когда наступает август, я иногда произношу их про себя, просто так, стоя под душем или идя по улице.
Мне кажется, что эта фраза ничего не значит. «Спорт тебя спасет». Чего же он тогда ждет? Я не понимаю, что каждый круг – это уже облегчение.
Я не осознаю, что занимаюсь легкой атлетикой так, как если бы от этого зависела моя жизнь. Что я плачу, когда не всхожу на пьедестал, бросаюсь вперед, пересекая финишную линию, съедаю большую тарелку макарон накануне важных соревнований, будто исполняю священный ритуал.
До меня не доходит, что я не курю, потому что бегаю. Что не болтаюсь бесцельно у школы, потому что мне надо на тренировку. Что не пью спиртного, потому что уже работаю над преодолением собственных возможностей.
Мне 14 лет, и я еще не знаю, что в этой жизни формирует нас как личностей. Но уже догадываюсь, что нас спасает.
В один из летних дней, спускаясь по лестнице, я вижу, что на ступеньке сидит парень. Заметив меня, Максим вскакивает, как прошитый электрическим разрядом. Прошло больше года с нашей последней встречи, и я все еще удивляюсь, что узнаю его за секунду, хоть практически его не знаю.
– Как насчет апноэ-поезда? – предлагает он, улыбаясь.
В этот раз мы с трудом просовываем ноги под перилами моста. Наверно, так измеряется конец детства – пространствами, в которые ты еще пытаешься поместиться.
– Ты уверен, что твоя мама не сообщила в полицию?
Он смотрит на свое запястье, будто хочет узнать время на несуществующих часах.