Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

«О! Конечно, я знаю, какой ты хороший!» — подумал Саня и про себя грубо выругался.

Был такой случай в его практике.

Когда служба совсем достала, Белозёров пришёл к медику полка Сысолятину и сказал:

— Товарищ старший лейтенант, у вас, говорят, проверка намечается, а наглядная документация старая. Да ещё с чёрно-белыми фотографиями. Гимнастерки серые и кровь чёрная? Так вот! Я их сделаю цветными, знаю как надо, только и вы мне помогите! Заболел я, хочу немного поправить здоровье в санчасти.

— Я весь внимание, слушаю тебя. Что случилось?

— Пообедал сегодня, и ка-а-а-к в пот бросило! Был весь мокрый, как мышь.

— Да, — делано хмурится старлей, — это серьёзное заболевание и требует госпитализации. Ложись! — Сысолятин хитро улыбается.

На другой день был выходной, и Белозёров, как и обещал, раскрасил фотографии на медицинских стендах. После чего, удачно протиснувшись в специальную дыру в заборе части, ушёл в «самоход» на встречу с девчонкой, с которой недавно познакомился. Уже возвращаясь назад в расположение части, он увидел капитана Зинчука, который в гражданской одежде гулял рядом с территорией полка, держа за руку свою малолетнюю дочку.

«Вот же невезуха! — подумал Белозёров. — Но не пойдёт же он с ребёнком докладывать дежурному?! Может, и не узнал меня вовсе?»

Но Саня зря надеялся. Пока он огородами в обход добирался до части, Зинчук уже всем доложил о «самоходце», и Белозёрова искали. Удачно прокравшись в санчасть, Саня уже разделся и лёг, когда его поднял фельдшер.

— Белозёров, тебя к дежурному!

Саня оделся и через пять минут по уставу докладывал дежурному по полку о своём прибытии.

В этот день дежурным по полку был старший лейтенант Хмара по прозвищу Ганс, так как долго служил в Германии, и не проходило дня, чтобы он о ней не вспоминал. Был он бывшим командиром фельдъегерского взвода, где в то время служил Саня, и поэтому они хорошо знали друг друга.

— Короче, — без лишних объяснений начал Хмара, — Зинчук всем о твоём «самоходе» настучал. Ты был в санчасти и поэтому тебя так долго искали, а всё остальное время был в расположении полка, о чём мне и доложил, когда я тебя вызвал. А дальше выкручивайся как хочешь. Свободен!

Утром были жуткие разборки. Замполит обещал сгноить Белозёрова на гауптвахте, но Саня твёрдо стоял на своём и говорил, что офицер просто обознался.

— Не может советский офицер обознаться! Ну, не может, он же мне докладывал! — единственный аргумент замполита полка был железным.

Начальник штаба всегда говорил Сане, что ходить в «самоволки» он может хоть каждый день, но только с одним условием: «До первого залёта, а иначе не увидишь увольнительных больше никогда. Выбирай». Но не пойман — не вор!

После доклада о самоволке Белозёрова Наполеон зашёл в санчасть. Посмотрел на «умирающего» Саню, полистал карту мнимого больного, куда врач Сысолятин записал все заболевания, какие мог вспомнить, кроме разве что родильной горячки, и сказал:

— Ладно. Три дня отдыха после удачных родов, и чтобы был на рабочем месте! Лечиться всё равно поздно, и если верить всем этим записям, то жить тебе осталось месяц, ну, максимум два. А успеть надо много! Много, сынок! — И ушел, хитро ухмыльнувшись.

В общем, Саня молчал и дальше как партизан, и разговоры постепенно сошли, так сказать, на нет. А капитану Зинчуку он так и не признался, даже когда уволился в запас. Пусть плохо спит и до смерти мучается, противный…

Пока Белозёров слушал «крик души» Зинчука, на сцене появилось третье действующее лицо в облике рядового Пелганнена, который только сегодня был привезён в полк после очередной отсидки на гауптвахте. Он шёл в расположение своей роты нетвёрдой походкой уже довольного всем в этой жизни человека. В руках он держал две бутылки вина, ещё две торчали у него из карманов шинели.

— Ну вот, и на вашей улице праздник, товарищ капитан! Есть нарушитель, и сам к вам идёт, да ещё и с угощением, — съехидничал Белозёров. — Одно только плохо: это солдат вашей «пьян…», ну, в общем, вашей роты!

— Стоять! — заорал на солдата Зинчук, чем сделал большую ошибку Пелганнен сразу сорвался с места в карьер и бросился бежать в сторону спортзала, а потом и охраняемых постов. Пелганнен всегда делал всё наоборот, поэтому кричать надо было: «Беги!», на что сразу бы последовал ответ: «А хрен вам в рыло! Сами бегите! Это вы кого сейчас послали? А ну иди сюда…»

Со стороны охраняемых постов зазвучали одиночные выстрелы, и пришлось вволю побегать бодрствующей смене караула. Беготня продолжалась около часа, потому что Пелганнен был парень спортивный, и кросс для него был — что воскресная прогулка в парке. Поймали его, только когда он споткнулся и, падая, стал спасать свои бутылки, больно ударившись о камень спиной.