Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

Вино мы, конечно, с дядей и друзьями выпили, а бочка осталась. Хорошая такая бочка. Вроде бы для дома она ненужная, но и выбросить жалко. Где потом такую бочку в Питере найдёшь? Думаю, ну не пропадать же добру. Буду сам делать домашнее вино. В то время в доме под моей мастерской как раз был овощной магазин, и осенью девчонки продавщицы торговали прямо на улице с лотков свежим виноградом. Я с ними договорился, платил по пять рублей, и они мне собирали все остатки от торговли виноградом — отдельные ягоды, мятые гроздья, ну и хорошие туда же прятали. Да здравствует советская торговля! Ура! Отходов всегда набиралось более чем достаточно, чтобы надавить виноградного сока в мою бездонную бочку. Сок, естественно, потихоньку начинал бродить, превращаясь в вино, а я на протяжении всего срока брожения честно, как грозный горный барс, защищал его от несанкционированного употребления, потому что сразу по Питеру разнёсся слух, что если ночью захотелось выпить, то надо ехать домой к Казбеку. Само собой, до старости это вино не доживало, но и молодое игристое вино тоже очень нравилось молодым игристым девчонкам. — Казбич мечтательно закатил глаза и надолго замолк, сложив руки на груди крест-накрест.

— А при чём тут вино и девчонки? — Белозёров недоумённо глядит на застывшую фигуру Казбека. — И какая связь вина с тряпками, ветошью и девчонками???

— Как какая? — Казбек хитро смотрит на Саню и улыбается. — После вина я же девчонок укладывал в койку «спать»! А разве воспитанный человек предложит женщине лечь на грязную простыню, а? А я холостой, неженатый художник, стирать, убирать некогда. Да? Что делать?

— Ты что же, каждый день новую простыню покупал? Или крал по ночам с чердаков чужое мокрое бельё? — Саня встал на цыпочки и, как кот, тихо пошёл по мастерской, изображая вора.

— Вах, откуда у бедного художника деньги? А? И как уважаемый творческий человек может красть стираное старое бельё? У тебя, Саша, совсем нет воображения. Если что и красть, то только самую дорогую картину из Эрмитажа или на худой конец, коня… — Казбич сделал многозначительную паузу и добавил: — или невесту!

— Ну, короче, Скликасовский! Коня или невесту! Развёл тут угадайку! Давай про невесту, что ли, — Саня открыл ножиком банку с лаком и взял в руку кисточку. — Рассказывай быстрее, а то я сейчас буду картинку лаком покрывать. Задохнёшься.

— Ну, про невесту так про невесту. Если короче, то как-то на рынке купил я по дешёвке целый большой рулон белой ткани. Украли, видимо, где-то с фабрики.

— Невестам платья шил? — хихикнул Белозёров.

— Нет. Дома пристроил его, надев на черенок от лопаты, в изголовье кровати, а сверху замаскировал подушками, чтобы не было видно. А начало куска ткани растянул по всей длине кровати. Понял, чукча северный? Теперь, когда приходила моя очередная «невеста», оставалось только потянуть за конец куска рулона, и кровать сразу застилалась свежей простыней! Грязный же кусок отрезал ножом или ножницами или просто отрывал руками. Ну а если надо было очень быстро прыгнуть в койку, то его можно было просто заправить под матрас.

Вот отсюда и ветошь! Понял последовательность? Вино, девушка, ветошь! — Казбек заливисто засмеялся, откинувшись всем своим грузным телом на спинку старого кресла. Кресло не выдержало и — хрясь! — спинка полетела на пол, а за ней и незадачливый рассказчик, смешно дрыгнув, как лягушонок, ногами!

— Это тебе привет от твоих обиженных дам! Помнят они тебя, сейчас икать ещё начнешь, — уже в свою очередь начал потешаться Саня. — Бери форму старую вместо тряпки, смотри, вон за креслом валяется, и вали отсюда, а то мне некогда.

Казбич поднялся, оттащил в сторону развалившееся кресло и нашёл за ним в тёмном углу пару ношеных армейских рубашек и китель, больше напоминающий мешок из-под картошки, а также растоптанные чёрные ботинки сорок пятого размера. Внимательно оглядев ботинки и громко поцокав при этом языком, он взял их и пристроил на пол, прикрыв сверху платьем женщины с автоматом. Забрав тряпки и бутылку растворителя, он ещё раз с порога осмотрел Санину статую «непокорённой солдатской свободы», одетую теперь ещё и в ботинки сорок пятого размера. Опять сказал: «Жуть какая!» и вышел из художки.

После его ухода Белозёров немного повозился с пострадавшей картинкой, которая после купания в луже даже приобрела какую-то пикантность. Руки на картине стали грязные и смотрелись ещё более скорбно. Покрыв картинку лаком, Саня оставил её сушиться на полке. А сам направился в казарму, так как вечером должен был заступить на службу дежурным по роте.

Спят усталые игрушки