Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

Идём в горы, переводчик уже задыхается потихонечку, а пожилой немец упорно ползёт вверх и хоть бы хны! Удивляюсь, но иду. Дошли до места, куда они хотели попасть. Стоим, молчим. Саша, ты не представляешь, какая там красотища необыкновенная! Вот демобилизуюсь, приеду домой, отдам диплом художественного училища маме — она очень хотела, чтобы я на художника выучился, — а сам уйду в горы овец пасти! — Казбек затих, улетев мыслями в свои мечты, даже слегка задёргал руками, видимо, овцы стали разбегаться, а он пытался собрать отару в круг.

— Эй, пастух, ты не отвлекайся. Не съедят сейчас волки твоих овец. Что дальше-то было? — Сане хорошо работалось под рассказ Казбека, вот сейчас он достал большую банку с лаком, которым собирался покрыть картинку с колючей проволокой.

— Ах да, о чем я? А! — Казбич, взмахнув ещё раз руками, вернулся в реальность из мира своих грёз. — Стоим мы, любуемся панорамой. Такой вид шикарный — прямо бери этюдник и рисуй! Болтаем обо всём и ни о чем. Про горы, природу, какие звери здесь водятся, в общем, мило так беседуем. И тут я замечаю, что немца-то с палкой нет! Меня аж пот холодный прошиб, стал враз весь мокрый, как мышь. Думаю, упал всё-таки, подлец, сам погиб и меня подвёл под суд. Тут уж выговором не отделаешься — человек погиб. Но почему я крика не слышал, может, он за скалу зашёл? Бросился я искать — и точно, недалеко от того места, где мы были, за скалой стоит на коленях мои немец возле какого-то холмика из камней, палочку свою положил на него и плачет. Я ничего не понимаю, думаю, может, споткнулся и ударился больно о камни? А переводчик берет меня под ручку, отводит в сторонку и тихо так говорит:

— Не будем ему мешать, пусть поплачет, там у него нога похоронена!

Казбек, продолжая рассказ, экспрессивно машет руками:

— Представляешь, этот Ганс, оказывается, служил в дивизии СС «Эдельвейс», горно-егерским стрелком был во время войны. И под этим каменным холмиком у него нога похоронена! Теперь-то всё встало на свои места: и альпийская подготовка, и хромота. Он на протезе был. А у меня в роду знаешь сколько близких на войне погибло?! В общем, Сань, смотрю я на этих фрицев, внутри как будто закипело всё, и такая у меня нехорошая мысль вдруг возникла: думаю, возьму их за шиворот и броском через бедро выкину в пропасть. Про «экскурсию» эту всё равно никто не знает, вышли мы рано утром, никто нас не видел. И ведь чуть не взял грех на душу! Но что-то остановило меня, и, чтобы искушению не поддаться, убежал я от них сломя голову. Решил тогда, что Ганс точно в наших горах не заблудится. А заблудятся — их проблемы… — Казбич замолк.

— Ну и чё? — спросил Белозёров и стал глазами водить по полкам, выискивая среди множества бутылок и банок тюбик с красной краской, чтобы немного добавить крови на руку за колючей проволокой.

— Видел их потом на вокзале. Посмотрели на меня, узнали, но ничего не сказали. Простил, видимо, Бог

Гансу его грехи. Выбрались, паразиты… Ладно. Засиделся я у тебя, дай мне растворитель и тряпки, если есть, конечно, и я пойду. Краску разлил в казарме, надо убрать поскорее, пока не засохла, а то командир меня линчует.

— Растворитель вон на полке, — Саня ткнул рукой на стену, — а вот с тряпками у меня большая проблема. Последнюю скатерть использовал, чтобы платье «непокоренной свободе» сделать.

— Вай-вай-вай! Художественная мастерская и нет ветоши. Даже руки обтереть нечем? — ворчит Казбич и, забыв про разлитую в казарме краску, плюхается в старое продавленное кресло с расползающейся обивкой в синий цветочек.

— Вот у меня в мастерской в Ленинграде старой ветоши было навалом, ко мне со всего подъезда приходили соседи и уборщицы. Все знали, что у Казбека ветошь есть всегда. Всегда!

— У тебя дядя, что ли, на ткацкой фабрике работал? Или ты ночью по помойкам собирал, а днем отстирывал для последующей продажи?

— Ну, зачем обижаешь. — Казбич хмурит брови, делая вид, что серьёзно обиделся.

— Ладно, извини, ну извини. Вот тебе растворитель, — Белозёров подходит к навесной полке и среди многочисленных грязных, испачканных краской бутылок находит и достает ещё не распечатанную бутылку хорошего растворителя. — Так где ты брал тряпки?

— Вот так бы давно. — Казбек закидывает ногу на ногу. — А то дядя, дядя. А что дядя? Дядя мне привёз из дома огромную дубовую бочку домашнего вина.