Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

— Вставай, сержант! Пойдём, посмотрим. Только аккуратно, без фанатизма, соблюдай осторожность, мало ли что, а?

Преодолевая предательскую мелкую дрожь в коленях, Белозёров вслед за старлеем поднялся на вершину сопки, держа наизготовку автомат.

Наверху лежали два трупа, если это можно было назвать трупами. Больше они были похожи на разделанные свиные туши с мясокомбината. Ноги и руки почти оторваны, у одного в глазу торчит ствол автомата. От охотничьего ружья остался только металлический ствол, намертво застрявший между камней, остальное было перемолото в щепки. Белозёров думал, что его стошнит, но ничего не произошло. Он тупо смотрел на убитых, а затем тихо пробормотал себе под нос:

— Вот он, дисбат, обидно, что перед самым дембелем. Тут и сказочке конец, всем пришёл большой и пушистый зверёк писец.

— Ты о чём, сержант? — спросил старлей.

— Да так, о своем, о женском, — через силу пошутил Белозёров. — Спасибо родной пехоте, разрешите идти, товарищ старший лейтенант? Пойду, доложу руководству о ликвидации бандитов и проверю, как там раненый командир.

Он медленно, на ватных ногах спустился с сопки, приказал развязать Рыбочкина и доложил:

— Товарищ лейтенант, согласно вашему приказу бандиты силами приданной вам группы и соседями из пехоты ликвидированы. Жду ваших дальнейших распоряжений, — и, не слушая маты и ругань Рыбочкина, медленно пошёл вниз по склону сопки к расположению своей части.

Дойдя до расположения роты, он сдал под расписку автомат дежурному по роте и рухнул на кровать, даже не сняв сапоги. Отключился он сразу и уже не мог слышать, как орал вернувшийся с разбитой головой лейтенант Рыбочкин и как его, молча, опустив глаза в пол, слушал командир роты капитан Дягиль. Проснувшись по подъёму, Саня побрился, собрал вещи в небольшой чёрный пластмассовый чемоданчик, сел на табурет и стал ожидать своей участи. Через полчаса в роту пришёл Дягиль и, отозвав Белозёрова в сторону, тихо сказал:

— Белозёров, в дисбат хочешь?

— Нет. Не хочу.

— Тогда вот тебе проездные документы до Мурманска и забудь, что было вчера утром. Ты, как прикомандированный к моей роте, при проведении операции по задержанию опасных преступников задействован не был и крепко спал. Как понял меня, приём?!

— Так точно, товарищ капитан, крепко спал! Разрешите отбыть к месту службы!

— Разрешаю! Выполнять! — громко сказал Дягиль и уже шёпотом добавил: — В виде наказания пойдёшь до станции пешком, думаю, не замёрзнешь. А замёрзнешь, ну и мне легче. Тогда уж похороним тебя как героя, отдавшего свою жизнь при задержании опасных преступников. Бегом марш на станцию!

Через час Саня доплёлся до станции живым! Спасибо тебе, господи! Прощай, славный посёлок Лоустари! Что там впереди?

Эх, казарма, дом родной

Возвращение героя

Примерно через неделю после того, как Белозёров вернулся в мурманский полк, слухи о Саниных подвигах всё равно просочились и дошли до командования, и Наполеон, подписывая наградные документы, сказал Белозёрову:

— Видишь, каких героев вырастили мы в своём полку! Дягиль наконец- то получит майора, а лейтенант Рыбочкин представлен к медали «За отвагу». Учись, сержант! Теперь он боевой офицер, до генерала, небось, дослужится! Ну что, останешься в армии? Будешь с начала, конечно, только прапорщиком, а потом и в генералы, как Рыбочкин? А?

— Пока не решил, товарищ подполковник, — ответил Саня, глядя в пол.

— Ладно, думай. От меня тебе звание старшего сержанта, вроде бы как очередное. Всё, что могу. Или в дисбат, герой, а уж потом подготовим наградные документы на медаль. Доложили мне, как ты в сопках отличился. Нет, контузия тебе на пользу явно не пошла и мозгов не прибавила, — подполковник захихикал. — Ладно, Александр, спасибо за службу! А теперь закрой дверь в кабинет. У меня тут осталось ещё немного коньяку.

И молчок! И ещё. Пообещай, что больше не будешь бить офицеров, пока сам офицером не станешь.

— Есть не бить офицеров до получения офицерского звания, — проговорил шёпотом Саня и поднял гранёный стакан. Спасибо, батя…

Художка, немцы и французские девчонки

Дни тянулись, как резинка из солдатских трусов: захочешь, не вытянешь! Работы для фельдъегерей не было, и большую часть времени Белозёров проводил в художественной мастерской, где рисовал плакаты и наглядную агитацию для нужд части и небольшие картинки маслом, так сказать, для души. Остальное время он торчал в казарме.

Наполеон его сейчас почти не привлекал к работе, потому что за время его нахождения в командировке на тёплое место уже назначили другого человечка — молодого младшего сержантика из Курска. Всё правильно, молодому служить ещё долго, а что взять с сержанта «дедушки», которому через несколько дней ехать домой?