Света – урбанистка, это понятно, но все ее друзья и подруги, с которыми она барабанила и которые потом в том фоторепортаже водили ее по Москве – они теперь все тоже урбанисты, или создатели модных стартапов, или молодые бизнесмены из тех, которые делятся секретами своего успеха в деловых журналах, а еще какие-то модельеры, или продюсеры, или, между прочим, оппозиционные активисты, или, тоже модное выражение, гражданские журналисты, или даже правозащитники – вот просто берешь список и смотришь, кто теперь где, и никто не пропал. По телевизору говорят о грантах, которые получает с Запада наша пятая колонна, но ведь и пятая колонна состоит из нашистов, то есть и Америка, и Европа и кто угодно действительно шлют в Россию какие-то деньги на «демократию и развитие гражданского общества», но все заявки на получение таких денег пишутся нашистами и приходят к нашистам. Если человека не устраивают порядки в его микрорайоне, или в городе, или в стране, и он хочет найти себе единомышленников, чтобы заниматься или общественной работой, или даже политикой любой степени радикализма – он начнет искать, к кому обратиться, и гарантированно найдет нашистов, потому что их много, и они везде. Кашин однажды не выдержал и, пытаясь пошутить, спросил Свету, не участвует ли она в тайных ритуалах поклонения президенту – на Селигере это была такая вечная пугающая картинка, когда висит среди огромный его портрет, и перед ним выстраиваются тысячи тинейджеров, и хором приносят клятву вечной верности.
Шутку Света не поняла и стала серьезно рассказывать, что президенту они не поклоняются, да и не поклонялись никогда, потому что понимают, что ему-то на них на всех наплевать, что есть они, что нет их, а вот кому не наплевать – так это предводителю нашистов Васе. Васе они, и Света тоже, обязаны в жизни всем (дословно – «только он умеет превращать деревенских уебищ в столичных принцесс», и он одернул Свету – не ругайся матом, не надо), поэтому слово Васи для них всегда будет законом, и самое важное, что у них есть в жизни и теперь, когда нет Селигера – это возможность позвонить Васе в любое время дня и ночи, и он поможет хоть советом, хоть силой, хоть деньгами.
XXIV
Когда Кашин был совсем молодой, в моде было два писателя, которые, каждый по-своему, описывали русскую реальность на языке фантастических миров. У первого писателя фантастический мир состоял из денег, которые платятся обманщикам обманщиками, то есть что бы ты ни видел и ни слышал – все это заведомая неправда, за которую заплачено. У второго писателя получалось иначе; он считал, что в России с семнадцатого века не изменилось вообще ничего, то есть Петр и следующие Романовы, и потом большевики, и теперь нынешняя власть – это просто косметика на вообще не изменившейся физиономии русского Средневековья, и соскреби эту косметику – провалишься в зловонную яму, в которой гниет четырехсотлетнее дерьмо вперемешку с уродливыми трупами. Такое новое западничество и новое славянофильство, то есть выбирай, что более омерзительно – то ли передовые технологии манипулирования, то ли вековая хтонь, и нет больше ничего, а что есть, все понарошку. В любой газетной статье на политическую тему, если автор пускался в теоретические рассуждения, не обойтись было без одного или другого писателя, и Кашин, кстати, тоже много раз ссылался то на одного, то на другого.
А ссылаться, оказывается, надо было на третьего – тоже из тех времен и тоже популярного, но попроще и ни на что не претендующего. Детективщик, но не совсем для вахтерш, а такой нестыдный – про царскую Россию, с кучей намеков и на текущие дела, и на всяких классических и не очень предшественников. В театрах даже шла «Чайка», переписанная тем писателем как раз в детективном ключе – Кашин ходил даже однажды, занимательно.
И самый первый его роман, простенький или даже дурацкий, казался Кашину теперь описанием услышанного от Светы. Был сиротский приют, была его безумная попечительница, мечтающая захватить мир, и дети в этом приюте росли преданными этой попечительнице фанатиками, и интрига в том детективе как раз и крутилась вокруг того, что молодой следователь пытается что-то узнать про эту попечительницу, но он не знает, что его начальник сам сирота из того приюта, то есть игра проиграна еще до того, как следователь ее начал.
XXV