Кубыш-Неуклюж

– Да как – почему? Страшные слова, согласись! Что это за див, который сидит на дереве и велит какую-то землю слушать? Кстати, никто до сих пор не может понять, кто это такой. Есть разные версии, но все глупые. Если птица, то автор так бы и написал – сова или ворон. А Ритке было двенадцать лет. Она это прочитала глубокой ночью при керосиновой лампе. А в доме, кроме неё, были одни крысы, дед пил с соседями самогонку. Короче, утром Ритку нашли в сильнейшем припадке. Пришлось в больницу её вести. Там ей укололи что-то. Она, конечно, пришла в себя. Но – не до конца.

– Что значит – не до конца?

– Она до сих пор этим дивом бредит периодически, признаваясь в этом лишь мне одной! Иногда ей кажется, что он смотрит на неё, спящую. Она очень не любит быть ночью дома одна, и просто не может спать носом к стенке. В первый момент после пробуждения она сразу должна увидеть, нет ли кого-нибудь в её комнате, а иначе может произойти страшный нервный срыв, представляешь?

– Детские страхи, – бросил Серёжка и попросил закурить. Они закурили вместе.

– Это не детские страхи, – сказала Света, – это серьёзнейшее психическое расстройство. Иногда оно сходит почти к нулю. Потом обостряется. Мне самой приходилось колоть ей транквилизатор, чтобы она не повесилась!

– Она знает, как выглядит этот див?

– Понятия не имеет. Если бы знала, страх бы исчез. Страшнее всего непознанное.

Серёжке стало смешно. Он даже закашлялся, поперхнувшись дымом. Света не поняла, над чем он смеётся. Жоффрей, наверное, понял бы, но он спал.

– В каком месте произведения говорится об этом чудище? – поинтересовался Серёжка, – ближе к концу?

– К началу. Князь Игорь едет со своим войском по половецкой степи, и вдруг происходит солнечное затмение! А потом – этот див. Или сперва див, а потом – затмение. Я не помню. И не хочу вспоминать.

– Я думаю, мы узнаем, кто этот див, – чуть слышно сказал Серёжка. Света взглянула на него молча. Она ждала. Она не сдавалась. Жёлтые одуванчики, пруд, Жоффрей. Небесная синь. Может ли всё это не быть преддверьем чуда? Непостижимое было здесь. Оно будоражило, как забытый волшебный сон. И оно звало, как голос трубы из сизых глубин морского тумана ночью. Бросив окурок, Серёжка взял её за руку.

– Слушай, Светка! Я могу с Ритой поговорить от этом?

– Конечно, нет! Это её тайна! Точнее, наша с ней тайна.

– Зачем же ты её разболтала?

– Я её приоткрыла, а не разбалтывала! Мне важно было понять, как ты, будучи слепым, его представляешь, этого дива. Я где-то слышала, что слепые имеют шестое чувство, которое позволяет им правильно представить не только то, что они не видят, но даже то, что никто никогда не видел! Разве это не так?

– Да если бы это было так, то все бы давно глаза себе повыкалывали.

– Зачем?

– А нафиг они нужны, если без них можно точно представить не только то, что перед тобой, но и что угодно?

– Ты всё довёл до абсурда! – вздохнула Света, – зачем? Ведь дураку ясно, что я имела ввиду не материальность, а метафизику!

– Светка, ты бы ещё алхимию приплела, чтобы объяснить, почему у тебя во рту не язык, а электровеник!

Света, не отвечая, вырвала руку. К берегу подошли две дамы в платочках. Было им за полтос. Их строгая собранность позволяла предположить, что они недавно покинули божий храм. Увидев Жоффрея, спавшего в одуванчиках, рабы божии разразились праведным гневом – пускают, мол, пса без привязи! Жоффрей встал, зевнул, подбежал к Серёжке. Тот пристегнул к ошейнику поводок, поднялся и зашагал с бульдогом к аллее. Света сказала мразям, что они – мрази. Те разорались громче. Она толкнула их в пруд. К её разочарованию, возле берега оказалось неглубоко.

До дома доехали на трамвае. День был предпраздничный, тридцатое. Он клонился к закату. Москва почти опустела. Запах сирени лился, казалось, из ослепительно-голубого неба. Эдик жарил шашлык прямо во дворе, посреди лужайки. Вокруг мангала толпились его друзья – узбеки, азербайджанцы, Юрик, Олег. Закусывали пока только овощами и фруктами. Из машины Олега, стоявшей неподалёку, звучала музыка. Был, скорее всего, фуршет. Потому что все, исключая Риту, стояли и соблюдали некоторые приличия. Рита с царственной грацией восседала на складном стуле, скрестив разутые ноги в джинсах, и, поднимая пластиковый стаканчик, провозглашала тост за Азербайджан.

– Я там не была! – визжала она, – и я там не буду! Туда пускают только приличных людей! Но я хочу выпить за нефтяные вышки Азербайджана! Я хочу выпить за голубые горы Азербайджана! Я хочу выпить за …

– Давай лучше пить за каждое по отдельности, – предложил Олег, вручив ей огурчик, – иначе водки останется до хрена!

– А ты наливай её до краёв, тогда не останется, – сказал Юрик и быстро выпил. Тут подбежал Жоффрей, которого Света спустила с привязи. Все с ним вежливо поздоровались. Рита, радостно потянувшись к нему, едва не свалилась и пролила половину водки. Эдик отдал ему кусок мяса, сказав:

– Смотри, всё не ешь! Поделись с хозяином.

Но Жоффрей умял весь кусок. Получил второй. Пока он его проглатывал, подошли Серёжка и Света. Они от водки не отказались.