Кубыш-Неуклюж

У Серёжки дух захватило. Он начал бурно протестовать, однако Наташка велела ему заткнуться и взяла деньги.

– Как вас зовут? – спросила она хозяйку терьера.

– Таня. А вас?

Они ей представились. И осталась грусть от знакомства, после которого расстаёшься на веки вечные. Во дворе было очень шумно. Эдику привезли с оптовки товар. Три его помощника выгружали ящики из машины. Дома Наташка отдала деньги Серёжке, и они сели пить кофе. Жоффрей остался в прихожей. Заметив это, Серёжка его притащил на кухню и покормил. Без обычной жадности поглощая кашу с мелко нарезанными кусочками мяса, бульдог едва стоял на ногах.

– И что мы с тобой будем делать дальше? – тихо спросила Наташа, не отрывая от него глаз.

– Ну, давай свозим его к онкологу на Сиреневый, – предложил Серёжка, – почему нет? Он деньги-то не берёт.

– Серёженька, я готова ехать куда угодно. Только скажи, когда.

– Сегодня, кажется, вторник. Стало быть, послезавтра.

Наташа вскоре ушла, а Жоффрей лёг спать. Серёжка стал звонить Кате. Она не вышла на связь. Она уже две недели не брала трубку. Тогда Серёжка связался по телефону с одной из её подруг, по имени Аня, и поинтересовался, чем Катя так занята. Аня удивлённо ответила, что особо ничем, ходит в аквапарк.

– Ты можешь ей передать, что Жоффрею осталось жить два-три месяца? – попросил Серёжка, – я с ним сегодня ездил в онкологический центр, говорил с заведующей.

– О господи, какой ужас! – вскричала Аня, – конечно, я передам! Она тебе позвонит.

Но Катя не позвонила. На другой день Серёжка стал ей звонить опять. Вторая попытка вдруг увенчалась успехом.

– Привет, Серёжка,– сказала Катя, – Анька мне сообщила про это бред. Какие три месяца? Кто тебе такое сказал?

– Заведующая. Я ездил с ним на Каширку.

– Я всё равно не верю, – вздохнула Катя, – это какой-то бред! Жоффрей очень крепкий! Он нас всех переживёт.

– Ты можешь приехать? – спросил Серёжка.

– Нет, не могу! У меня ужасно много работы. И я болею, я подхватила какой-то вирус. Сил нет совсем.

– А по аквапаркам ходить у тебя есть силы?

– Серёжа! – вскричала Катя, – не надо так со мной разговаривать! Я болею, а в аквапарке мне становится лучше. Больше нигде, только там.

– Слышь, ты, – сдавленно понизил голос Серёжка, – ты так и не поняла, зачем я тебе звоню? Тут твоя собака загибается!

– Вот ты как? – насмешливо удивилась Катя, – нормально! Серёженька, ты меня извини, но это – твоя собака.

– Пусть так. Я сейчас хочу, чтоб ты поняла только одну вещь: она умирает.

– А я хочу, чтобы ты понял другую вещь: не надо мне угрожать. И не надо так со мной разговаривать.

– Хорошо, – снова согласился Серёжка, – не буду. Только запомни – когда ты останешься одна с двумя детьми и тебе ответят по телефону: «не надо так со мной разговаривать», ты меня , может быть , поймёшь. А может быть, нет.

И нажал на сброс. Катя ему сразу перезвонила. Но он не вышел на связь. На другое утро он позвонил в лечебницу – уточнить, будет ли сегодня онколог. Ему ответили, что Павел Александрович, к сожалению, на больничном, однако в следующий четверг будет обязательно.

Миновала ещё неделя, прожитая Жоффреем на обезболивающих уколах. Вряд ли они ему помогали. Химический препарат не действовал. Сидя на уголке дивана или под вишней, бульдог усиленно размышлял, опустив глаза. От этих раздумий резче и глубже обозначались складки на его лбу. Вечером в четверг он, Серёжка и рыжая чемпионка опять отправились на Сиреневый. Их повёз Мишико.

– Скажите, сколько таблеток он принял? – просил онколог, быстро взглянув на опухоль. И уселся на стул. Он задал вопрос Серёжке. И он смотрел только на Серёжку, хотя Наташу видел впервые, и та была особенно хороша в тот солнечный вечер. Она надела ярко-зелёную водолазку, которая замечательно сочеталась с рыжими волосами, белые облегающие штаны и полусапожки на каблучках.

– Если Масивета, то шестьдесят, – ответил Серёжка. Доктор не стал выдерживать паузу. Он сказал:

– Мы всё прекращаем. Это бессмысленно, извините.

– Так значит, надо оставить его в покое? – спросил Серёжка вполне безмятежным тоном. Он сам себе удивился. Он не предполагал, что это получится так легко.

– Нет, ни в коем случае, – покачал головой онколог, – его нельзя оставлять в покое, иначе он будет умирать страшно. Он и сейчас уже мучается, потому что мастоцитома на данной стадии причиняет сильную боль. К огромному сожалению. Понимаете?

– Да, конечно.

– Пусть это произойдет под наркозом, – продолжал врач, погладив Жоффрея, который сидел на столе и хрипло дышал, – так будет гораздо лучше. Нельзя позволить ему умереть самому от этой болезни. Пожалуйста, приезжайте через неделю. За эти дни постарайтесь свыкнуться с этой мыслью и приезжайте сюда. Второй кабинет. За это с вас денег здесь не возьмут. Поверьте, так будет лучше. Ещё раз прошу прошения.