Беда житейской мудрости в её деликатности. Она не блажит во всё горло о своих достоинствах, а конфузливо и тихонько пристраивается где-нибудь с краешку на нашем празднике жизни. Разглядеть её, услышать, да и усадить поближе под стать только очень внимательным и воспитанным людям. А вот хамство, гнев, злоба, раздражительность - это боссы. Эти прутся в президиум без приглашения, рассаживаются там по-свойски, опорожняют бутылки с минералкой и обязательно просят слова. Взобравшись на трибуну, истошным голосом учат нас жить. «А ты его... не давай спуску, да пошёл он!.. Нет, нет, не прощай, припомни, обязательно припомни...» Напичканные этим поганым товаром, мы с перекошенными злобой лицами идём в наш «последний и решительный бой». Ярость благородная вскипает, как волна, в наших жилах, мы крушим и беснуемся по принципу: бей своих, чтобы чужие боялись. Этот бой - не на жизнь, а на смерть. Победа любой ценой означает смерть любой ценой того, кого побеждаешь. Грех злобного гнева становится смертным именно поэтому: разрушив нашу душу, он бросается рушить душу близкого. Он отшибает нам память, и мы забываем, что рядом именно близкий, что отдано ему столько нашей любви и нашего внимания. Если бы кто посмел обидеть его, мы бы бросились на помощь, защитили бы, обязательно защитили. А сами... Пустая душа, в коей живёт злоба. Злобная, она не терпит никакого соседства, оттеняющего её убожество и пагубную сущность. Злобных людей сразу видно. Их лица некрасивы. Они всегда настороже. Правильно советуют мудрые: когда гневишься, посмотри на себя в зеркало.
Но ведь всем знакомо это чувство. Все пережили его. Наше бытие так богато на поводы к гневу и раздражению. А сказать человеку: «Не гневись, не раздражайся», - только лишний раз его прогневить. Но ведь на каждую болезнь есть управа. Кашель лечат горчичниками, радикулит - массажем, температуру сбивают мёдом и малиной. А чем же нам исцелиться от гнева?
Мы жили на одной лестничной площадке. Пожилая женщина с приветливым для всех лицом. Никогда не видела её раздражённой, не запомнила повышенного тона в разговоре. Но иногда она забегала ко мне, и я чувствовала - ищет предлог: «Можно, я позвоню, у меня что-то с телефоном? У тебя есть луковица, борщ затеяла варить, не рассчитала...» Когда однажды я позавидовала её постоянному доброму расположению духа, она рассмеялась:
- Нет, нет, у меня скверный характер. Но я поняла, самое главное, чего не переносит гнев - молчания. Вот он уже подкатил, уже и слова нашлись, а ты сожми губы и молчи. Тебе обидное сказали, а ты не отвечай. Запрети себе. Внуши: слово вымолвишь - умрёшь. Увидишь, что гнев, посрамлённый, бежит без оглядки. Через пять минут вспоминаю, из-за чего это я?
Молчание - золото? Да, мы слышим об этом часто. Но тогда в простых и искренних словах соседки эта житейская мудрость высветилась особенно выпукло. Спустя какое-то время я прочитала о мудреце. На вопрос, о чём он жалеет и о чём не жалеет в жизни, он ответил: «Я жалею о многих своих грехах, но ни разу за долгую жизнь не пожалел о... молчании». Надо же, подумала я, как моя соседка Клавдия Ильинична!
Мужа её я побаивалась. Был он человеком непростым, казалось, излишне прямолинейным. Не мёд, не подарок?
- У него много достоинств. Саша очень обязательный, любит порядок, дисциплину. Иногда, бывает, не угожу чем, сорвётся, а я, чтобы потом ему стыдно не было за себя, спохватываюсь, чтобы не слушать: «Ой, забыла». И... к тебе за луковицей. Возвращаюсь, он уже откипел без свидетелей. Жизнь продолжается.
От греха подальше. Убежать, спрятаться, схитрить. Все средства хороши в достижении этой цели. Быть подальше, не приближаться к греху, дабы не подвергать себя риску. А если зазевался да приблизился? Молчать. Дай обет молчания, как давали его подвижники благочестия, дабы стяжать мирен дух. Десять минут такого «подвига» - смехотворная цена за достойную семейную жизнь. Сегодня десять минут, завтра пятнадцать, послезавтра столько же -и вот уже целый месяц без обид и гнева, без испорченного настроения, без подскочившего давления, без слёз и истерик. Трудно бывает смолчать, порой просто невыносимо. Неопровержимые аргументы зудят на кончике языка, кажется, произнеси я их, и они повергнут в смущение моего такого же разгорячённого и красного от гнева оппонента. Обман! У оппонента свои неопровержимые аргументы, и у него они тоже на кончике языка. Ничем не завершится постыдная распря, ничем, кроме ещё большей злобы и негодования. Мудрая Клавдия Ильинична не позволяла мужу выплеснуть на неё свои аргументы не потому, что правды боялась, а потому, что оберегала мужа от собственного его стыда за сказанное. Завидная предусмотрительность!