Кукла-талисман

— Дом Хасимото, Рэйден-сан — не кладбище. Не кукла, которую можно спрятать в ларец или сунуть за пояс. Он набит духами предков теснее, чем стручок горошинами. Отцы, деды, прадеды… Я учую их всех, понимаете? Они всегда здесь: когда ярче, когда тусклее, но всегда! Им поставили алтарь, их поминают, для них жгут курения и ритуальные деньги. И теперь представьте…

Отложив метлу, он присел рядом. Знаком показал мальчикам-послушникам, чтобы нам принесли чаю.

— Представьте, что я уловил присутствие множества теней. Кто-то среди них скрывает недоброе. Но я не знаю, кто именно! Кроме того, мстительность и дурные помыслы могут быть присущи двум, трём, четырём предкам. Это не обязательно месть, адресованная молодому Ансэю. Это может быть зло, свершившееся или не свершившееся когда-то. Память о мести, наконец! Я не сумею выделить из этой реки одну струю и назвать её по имени.

Я поник головой. Надежды разбились в прах.

— Теперь поговорим о запирающем храме, — добивал меня безжалостный старик. — Не зная имени духа, я не могу поставить в усадьбе храм-замóк. О ком я стану молиться, кого назову хранителям?

— Поставьте просто так, — предложил я. — Без имени, вообще.

— Это можно, — он смотрел на меня. Под взглядом монаха я озяб, хотя погоды стояли тёплые. — Это запрёт всех духов, какие ни есть в усадьбе. Свяжет всех предков господина Цугавы — как вы сказали? — да, по рукам и ногам. Они больше не сделают обитателям дома ничего плохого. Но они не сделают и ничего хорошего! Не сохранят, не уберегут, не подскажут. Боюсь, Рэйден-сан, вы слабо представляете, что значат для господина Цугавы посмертные таблички с именами на семейном алтаре…

Старик взмахнул рукой, очерчивая круг над головой:

— Умершие живут рядом с нами. Это по-прежнему члены семьи, для живых они во многом живы. Получив благодарность от князя, господин Цугава становится на колени перед алтарём и докладывает предкам об обстоятельствах получения. Сделав важную для семьи покупку, он оставляет её у алтаря на ночь, а то и на два-три дня. Наметив дела, господин Цугава советуется с предками, испрашивает помощи и дозволения. Как вы считаете, он согласится лишиться всего этого, отвергнуть связь с корнями семьи ради сомнительной возможности уберечь сына? А мы даже не сможем с уверенностью пообещать ему, что попытки самоубийства прекратятся! Предки заперты навсегда, отменить запрет я не смогу. Считайте, что мы сняли охрану дома в то время, когда вокруг ждут враги: беды и несчастья. И вот молодой Ансэй успешно разбивается вдребезги, спрыгнув с обрыва, или вспарывает себе живот…

Подняв метлу, настоятель черенком указал на меня:

— Что после этого сделает с вами господин Цугава? Со мной — ладно, моя жизнь и без того легче пёрышка. Но вы, Рэйден-сан! Вы готовы рискнуть?

Я встал на колени:

— Я глупец, Иссэн-сан. Моя голова набита песком. Спасибо, что просветили меня, ничтожного! Я возвращаюсь в усадьбу. И клянусь, что не вернусь к вам с таким же жалким докладом, как сегодня.

Прибежали мальчики с чаем. Хотели разлить по чашкам, но старик им не позволил. Не позволил и мне, хоть я и проявил большую настойчивость. Всё сделал сам: медленно, спокойно, давая глупому Рэйдену возможность осмыслить сказанное в полной мере.

— Обратите внимание на меч, — посоветовал он, вдыхая тонкий аромат. — Меч на алтаре. Думаю, вы и сами уже собирались это сделать.

Я кивнул.

— Этим мечом, — развивал мысль настоятель, — молодой Ансэй пытался свести счёты с жизнью. Этот меч падает с алтаря, когда юноша во сне решает удавиться. Падение меча — дурной знак. Падение с алтаря — трижды дурной. В древности говорили: меч — душа самурая. Чей это меч, Рэйден-сан? Выясните, нам пригодится имя. Когда я приду в усадьбу Хасимото, как охотничья собака, имена усилят моё чутьё. Но постарайтесь не подвергать себя риску! Знаю я вас…

— Собака, — пробормотал я. — Охотничья собака, бойцовая…

— Что?

— Так, ничего. Помните собачьи бои? Когда на меня хотели натравить псов?

Он тихонько засмеялся:

— Как такое забыть! Мне до сих пор жалко зарубленных животных.

— Я всё думаю, Иссэн-сан… Если бы собаки загрызли меня насмерть — это точно была бы их вина, а не хозяев? Ударить человека ножом или натравить пса — какая тут разница? И то, и то — оружие. Вы уверены, что не случилось бы фуккацу?

Старик придвинул ко мне чашку:

— Пейте чай, Рэйден-сан. Можно ли в нашем суетном мире быть в чём-то уверенным до конца? Но запомните: в фуккацу нет посредника. Кто убил, тот платит. Иначе у трагедии, постигшей вашу семью, был бы иной финал. Аптекарь случайно сделал яд, ваш отец дал его своей матери, не ведая, что творит. Кто виноват в смерти вашей бабушки? Нет, не аптекарь. В фуккацу нет посредника, даже если нам это кажется несправедливым. Справедливость? Святому Кэннё следовало яснее излагать свою просьбу, обращаясь к будде. И то мало что изменилось бы — высшая справедливость нам недоступна.

— Ваша мудрость недоступна мне, это уж точно. Я вас не понимаю, Иссэн-сан.