— Ничего, если я, — она мнется на пороге, — у тебя переночую? Не хочу на улицу в таком виде идти, — Дарина показывает на халат.
Я думаю, что могу предложить ей свою одежду, чтобы она добралась до корпуса, но отвечаю:
— Оставайся. Надеюсь, ты не храпишь.
Она чешет щербатый нос, и я замечаю на запястье вязь разноцветных фенечек. Я не люблю украшения, но вот кожаные ремешки в виде браслетов — моя слабость. Хотя я почти никогда их не одеваю. Чтобы в танце не мешали.
— Иногда, — девушка растягивает губы в скромную улыбку.
— Ладно! — бросаю я. Впервые за эти дни мне хочется спать так сильно, что едва стою на ногах. — Все равно вряд ли услышу.
Вылавливаю в шкафу две длинные футболки, что заменяли мне ночнушки, и бросаю одну гостье. Всю одежду мне выдала учительница-каланча. Имя не помню, надо будет хоть записать. Хорошая ученица!
Отступаю в сторону и бормочу:
— Я быстро в душ. Не скучай.
Девушка кивает в ответ. Высохшие кончики волос весело прыгают, переливаясь при свете диодных ламп.
Когда возвращаюсь, Дарина уже крепко спит, закутавшись в халат. Побоялась брать постельное без спроса? Не скажешь, что скромница.
Я отбрасываю край покрывала и укрываю ее, а сама ныряю под стеганое одеяло и не успеваю о чем-то подумать, как слышу звон монет. А может, это колокольчик?
Глава 15. За гранью
Дзынь… Дзынь…
Темнота расступается, не успев как следует поглотить меня.
Тихий теплый ветер поглаживает плечи. Я сижу под навесом и смотрю в, будто глазированное, закатное небо. На улице светло, но солнце уже спряталось за горизонтом, и дневные краски потускнели. В подлеске слышны убаюкивающие песни птиц. Уютно. Спокойно.
Над головой звенит «музыка ветра». Тоскливо, трепетно, а изредка режет по ушам так, что хочется обернуться и оборвать тонкие трубочки. Но приятная тяжесть в теле останавливает меня. Не хочется вставать. Будто влипаю в плетеное кресло.
Сильные руки опускаются на плечи. Я слышу легкий аромат нероли и трусь щекой о ладонь Марка.
— Я так скучаю… — шелестит чей-то голос, и, только обернувшись, понимаю, что это говорят мои губы. Голос сиплый и уставший. Муж ласково улыбается и, наклонившись, целует в висок.
— Я всегда рядом. Ты же знаешь, — слышу в интонациях печаль.
Душу ломает от воспоминаний, но я прикрываю глаза и с легкостью прогоняю их.
Понимая, где я, и что происходит, позволяю себе расслабиться. Сон не причинит мне вреда и боли. А без Марка, без того Марка, что любил меня больше жизни, я не смогу долго выдержать. Как без ветра не звенят длинные трубочки, что висят под потолком в беседке и, говорят, отгоняют злых духов, так и я без мужа — просто сосуд, не имеющий смысла. Бабочка в зачатке: куколка. Обездвиженная, неспособная. Любой может подойти и уничтожить: беззащитную и слабую. Это состояние хуже загнанной в угол жертвы. Ведь она еще может драться, в отличие от меня. Быть опустошенным намного тяжелей.
Отгоняю пространные мысли и льну к Марку. Тяну его к себе, запуская пальцы в длинные смолистые волосы. Языком прорываюсь сквозь пухлые губы и глотаю его вкус. Жадно и неистово. Я знаю, что сплю, потому позволяю себе больше, чем обычно. Возможно ли напоить страсть? Можно ли утолить голод?
Раскрываюсь для него. Тихий стон сливается с биением сердца и шелестом дикого винограда. Будто измазанные кровью листья забрались под крышу и спустились по лозе до самого пола беседки.
Я помню ее. Именно здесь Марк давил на самое больное. Сыпал соль на открытую рану. Ту, что никогда не остынет и не заживет. Ту, что сделал мне другой жестокий мужчина. Но сейчас я с легкостью глушу эти эмоции и отдаюсь власти порыва.
Сон сметает остатки злости и обиды. Я свободна здесь. Никто не узнает о моей слабости и шалости, а еще о том, что я без Марка беззащитна. Даже перед самой собой.
— Бика-а-а-а, — выдыхает муж в губы, и я забываю обо всем на свете.
Шорох листьев смешивается с нашими стонами. Скрип половиц беседки подпевает нашим движениям. Нет границ. Мы не чувствует стыд. Мы не чувствуем времени.
Губы горят от поцелуев, душа стонет от наслаждения и желания выпорхнуть из тела. Только с Марком у меня есть крылья. Только с ним.
Мы перемещаемся по беседке, целуясь, и муж прижимает меня к единственной стене. Возле нее значительно холодней, но я горю и не хочу останавливаться.
Жаркие и широкие ладони Марка скользят по телу, задирая футболку. Он не церемонится: стискивает грудь и прижимается к ней губами. Вторую руку заводит за спину и притягивает к себе. Слышу его запах. Не могу надышаться: хватаю ртом остатки теплого воздуха и выпускаю жаркий стон.
— Марк, зачем ты так со мной? Зачем? — выдавливаю с надрывом.
— Тише-е-е, — шепчет он, вбирая губами сосок. Чувствую, как кусает его, и от невыносимой сладкой пытки бьюсь головой об стену.
Марк резко поднимает взгляд. Глаза в глаза.