Улыбка Палача померкла.
– Таша,
Клинок нанёс удар – и крик Алексаса оборвался.
Клинок нанёс удар. Тому, кого ненавидела та, что направила его. Тому, чьей смерти она отчаянно желала.
И нацелен он был не вниз, а вверх.
Когда лезвие пронзило Палача, тот пошатнулся. Миг спустя двуручник, выпав из пальцев амадэя, хлюпнул об глину под глухое бурчание удаляющегося грома.
Таша замерла, не смея пошевелиться.
…всё произошло в один миг, как вспышка отдаляющейся грозы. Вот Воин бросил вперёд свободную руку, вот ухватил чужой меч за лезвие, толкнул, дёрнул – и навершие рукояти пихнуло Ташу в грудь, заставив отступить, а потом вырвалось из пальцев и взлетело вверх.
Так и не выпустив из другой руки пряди русых волос, разрезанной до кости ладонью Палач поймал подкинутый меч брата за эфес.
– Хорошая попытка. Жаль, не удалась. Скользнуло по ребру, прошло под кожей и выскочило. К подобным царапинам я привычный. – Лицо Лиара казалось восковой маской. – Жаль…
Сначала она услышала. Противный хруст и судорожный, прерванный выдох.
Потом увидела, как Арон вздрогнул.
Выдернув клинок, вонзённый брату в спину, Палач швырнул чужой меч на землю. Его собственный двуручник истаял чёрным дымом, как и плащ; алые огни, сквозившие в лесной чаще, растворились в ночи.
– Жаль, – повторил Лиар, прежде чем исчезнуть во мгле.
Таша смотрела на багрянец, расплывавшийся по лезвию золотистого клинка. Смотрела, как Арон заваливается набок.
Смотрела, не в силах поверить тому, что видит.
– Арон…
Он взглянул на неё. Улыбнулся: через силу, но даже сейчас – тепло.
От уголка его губ по подбородку пробежала струйка крови.
– Арон! – рухнув на землю подле него, Таша лихорадочно коснулась ладонью его щеки. – Нет, нет, пожалуйста! Ты… ты не можешь…
Подоспевший Алексас стиснул пальцами её плечо.
Улыбка Арона погасла, голова со встрёпанными русыми волосами откинулась назад – и в светлых глазах амадэя отразилась тьма неба, которого он уже не мог узреть.
Глава шестая
Дорогами заговора
Небо светлело медленно и неохотно: рассвет с трудом плавил свинец туч.
Джеми кинул в костёр ещё пару веток – пламя, раздуваемое ветром, нёсшим вкрадчивый холод, заглотило хворост с жадным потрескиваньем – и посмотрел на тёмную фигурку по ту сторону огня.
– Таша…
Ответа он не дождался.
– Таша, скажи что-нибудь.
Она даже не моргала.
…она не сразу поняла, что произошло. Алексас уже закрыл Арону безжизненные глаза, а она всё ещё стояла на коленях, пытаясь что-то прошептать. Осознание случившегося отказывалось приходить, какое-то время позволяя Тарише Бьорк – она же Тариша Фаргори и Тариша Кармайкл – милосердно надеяться, что ничего непоправимого не случилось.
Потом – всё же пришло.
Алексас крепко держал Ташу, пока она рвалась куда-то, даже не плача – воя, как раненый зверь, до хрипоты, почти без слёз. Он прижимал её к себе, говорил что-то мягко и успокаивающе, и в конце концов она будто бы успокоилась – во всяком случае, не плакала больше, только дрожала, как в ознобе. Тогда Джеми, наконец перехватив контроль, решил оттащить тела наёмников в лесок; трогать тело амадэя он не осмелился, но на всякий случай забрал его меч и нашептал кое-что, чтобы Таша не смогла подойти к обрыву.
Опасения были напрасными. Когда он вернулся, заодно набрав хвороста, девушка просто сидела подле Арона, обняв руками колени, глядя в лицо, казавшееся спящим. Молча подпалив магией хворост, Джеми сел напротив неё и, скрывшись за языками пламени, стал ждать.
Но за всё то время, что он ждал – ждал, когда она очнётся от своей боли, – она даже не шевельнулась.
– Таша. – Джеми обошёл костёр и, присев на корточки, коснулся её руки. – Посмотри на меня.
Ресницы её дрогнули, и она посмотрела. Без вопроса, без участия. Пустыми глазами.
Глазами того, кто умер вместе с лежащим на земле.
– Нельзя так. Нельзя, – голос сорвался на хрип. – Я… я тоже не верю, что всё закончилось так. Но мы должны идти дальше. Без него.
Не ответив, она вновь опустила взгляд.
Умирающий костёр трещал в пламенных судорогах.
…он сам злился на Арона Кармайкла. Злился – ещё несколько часов назад, когда зеркало врага открыло им с братом глаза на истину. И от злости не мог ни найти слов, ни вмешаться, пока Алексас говорил с Ташей – да и не находил нужным вмешиваться. Потому что Джеми
Но после того, как Арон Кармайкл пришёл на эту поляну, чтобы попытаться спасти их ценой своей жизни, Джеми понял одно: какую бы игру ни вёл умерший Зрящий, ему не были безразличны дети, которых он называл своими.
– Пусти меня, – сказал Алексас.
Вздох, с которым Джеми прикрыл глаза, вышел из их общей груди болезненным толчком.
– Таша, он погиб. – Алексас положил ладонь на девичье плечо. Когда он вымолвил её имя, два слога прозвучали мягко, словно шуршание бархата. – Примите… прими это. От того, что ты отказываешься в это верить, от того, что сидишь рядом, ничего не изменится.
Какое-то время он слушал тишину.