– Болван! – рявкнул Дэйв, опасливо оглянувшись на Воина. – С головы девчонки и волоса чтоб не упало!
Таша прикрыла глаза, сосредоточилась… и шею снова обожгло: не холодом стали – огнём золота. Раскалившейся вдруг цепочки на шее. Стоило Таше притихнуть, отказавшись от мыслей о смене ипостаси, как боль мгновенно утихомирилась вместе с ней.
…кажется, теперь она понимала, почему Воин не советовал ей перекидываться.
В любом случае она уже сделала всё, что от неё требовалось.
Задорный окрик заставил наёмников обернуться. Алексас стоял, вскинув голову, сжимая шпагу в опущенной руке; сброшенный плащ валялся чуть поодаль. На наёмников юноша смотрел спокойно, чуть прищурившись, словно следящий за мышью кот.
– Как насчёт встречи с противником, который хотя бы не ниже вас на две головы? – предложил он, перекрикивая звон чужих клинков.
– Очнулся, значит. – Дэйв осклабился. – Зря ты нас окликнул, мальчик.
– Не в моих правилах со спины нападать, – безмятежно ответил Алексас.
Двое кинулись ему наперерез, занося мечи, но юноша метнулся вперёд белой тенью. Сшиб с ног двоих, что встали у него на пути, непринуждённо увернулся от атаки третьего – и стремительным перекатом очутился за спиной того, кто держал Ташу. Наёмник вздрогнул и захрипел прежде, чем успел отпустить её или обернуться, – и Алексас выдернул девушку из его рук раньше, чем она рухнула наземь вместе с бездыханным телом.
– Стойте здесь, – коротко велел он, прежде чем рвануть навстречу оставшимся наёмникам, кинувшимся к ним с яростным блеском в холодных глазах убийц.
Одного Алексас стреножил – так быстро, что глаз едва успевал улавливать движения. Пока враг не поднялся, юноша пнул его мыском сапога в висок, и тот затих. Нырком уйдя от нацеленного в спину меча другого, перекатился к самому краю глиняного обрыва, легко отразив посыпавшиеся на него удары. Подрубив ногу второму противнику, одним метким пинком скинул его с обрыва; вьюном повернувшись к третьему, поднырнул под его руку, коротким уверенным движением вогнал меч в горло снизу…
Когда тот упал, защищаться было больше не от кого.
– Уже? – Алексас резко опустил руку со шпагой – кровь брызнула с лезвия на глину алыми бусинами; оттащил Ташу от тела, лежавшего лицом вниз. – И начать-то толком не успели.
Она смотрела, как под мёртвым наёмником растекается, пропитывая хвою, кровавая лужа.
Как это просто, оказывается, – убивать…
– Вы в порядке?
Таша кивнула. Дыша часто и неглубоко, но всё равно чувствуя разлившийся в воздухе тошнотворный металл, прижала руки к шее там, где ободом ныл ожог от цепочки.
…Воин сделал всё, чтобы она не могла убежать. Чтобы ей не причинили вреда. Зато до наёмников ему не было никакого дела. Желай он их защитить, поединок не стал бы ему помехой.
Да только к чему защищать ненужные больше пешки?..
– Что дальше? – глядя на амадэев, спросил Алексас.
Кое-как сумев оторвать взгляд от тела на земле, Таша посмотрела туда же.
Воин и Зрящий скользили по глине быстрее и бесшумнее ветра. Один наступал, танцуя вокруг противника, жаля клинком со всех сторон; другой парировал, держа безукоризненную оборону. В темноте их фигуры обернулись смутными очертаниями, клинок Арона – золотистой вспышкой, другой меч – редкими отблесками белого зарева молний. Удар, удар: с разворота, из-под низу, прямой, обманный. Глаз не смог бы определить движений, ведь на каждое уходил не миг, а доля мига. Выпад – отскок, удар – блок…
Таша всегда думала, что сердце не может двигаться по грудной клетке, но сейчас оно падало вниз.
Как бы хорошо Арон ни владел мечом, он не был Воином. Рано или поздно он допустит ошибку – Таша знала это; и расплатой за эту ошибку будут их жизни, их судьбы. А она должна просто стоять и смотреть, бессильная предпринять что-либо.
…бессильная…
Таша смотрела на амадэев, схлестнувшихся в схватке.
Когда клинок вылетел из руки Арона, допустившего ту самую ошибку, – проигнорировав бездну, от этого зрелища разверзшуюся в животе, и слабость, сковавшую ноги, сорвалась с места и побежала.
– Таша!..
Ей почудилось, что к крику Алексаса примешался крик Арона, но она уже была у обрыва – и, оттолкнувшись от глины, прыгнула вперёд.
Пустота распахнула свои объятия. Таша зависла над чёрной пропастью в блаженном, хорошо знакомом ощущении невесомого полёта, в томительном миге перед началом падения: будто она вновь в черноте между жизнью и смертью, готовится шагнуть вперёд и упасть, чтобы вернуться… но в миг, когда она
Таша кубарем прокатилась по глине, жмурясь, чтобы хвоя не попала в глаза. Замерев, незамедлительно вздёрнула ресницы вверх.
– И что это было? – холодно осведомился Палач. – Только не говори, что ты забыла, что не сможешь перекинуться.