Кукольная королева

Обрыв заброшенного карьера был отвесным и очень высоким. Сотни лет здесь добывали красную глину, оставив на теле искалеченной земли уродливую рытвину, и тёмная равнина её дна только угадывалась в ночи. Лес почти везде вплотную подступал к обрыву, но иногда попадались глинистые площадки, с трёх сторон ограниченные деревьями, а с четвёртой – пустотой.

Сейчас на одной из них горел костёр.

Размашистые лапы елей, очерчивающих круглую лысую поляну, терялись во тьме. Вечером над лесом пролился небольшой дождь, и там и тут на глине зеркальцами расплывались лужи. В стороне от костра испуганно пофыркивала шестёрка коней, нервно поглядывая на алые огоньки в чаще; белый льфэльский жеребец не оставлял попыток с гневным ржанием сорваться с привязи, но та была слишком крепкой. У огня сидели четверо в тёмных плащах, сторожа двоих, лежащих на земле чуть поодаль.

Таша открыла глаза.

Она даже не поняла толком, когда её вырубили. Вроде бы она кричала, её несли куда-то, вокруг был только мрак, а потом…

А потом очутилась здесь.

Невидимые путы надёжно сковали её: Таша могла лишь моргать и говорить. Кричать. Впрочем, крики по пути сюда делу не особо помогли, так что сейчас она предпочла не объявлять о своём пробуждении, а тихо оценить обстановку.

Дрожащее пламя костра рождало больше теней, чем света. Парные щелки глаз кэнов тут и там проскальзывали в лесной тьме. Враги, сидя у огня, переговаривались вполголоса; скрытых капюшонами лиц Таша не видела, но запахи были знакомыми.

Кто из них – Воин? Кто был тогда в доме?

Кто убил маму?..

– …приходит, когда ему вздумается! – пролаял один.

– Хотели спокойной жизни, надо было дом ростовщика зачищать, – сказал другой, сооружая самокрутку.

– Вот кого б пришил за милую душу, драть, – проворчал третий, долговязый, как молодая сосна. – А вместо этого по всему королевству за двумя сопляками гоняемся.

– Да ещё этот дэй! – поддержал первый. – Даром что дэй, так мечом владеет – дай Богиня каждому! Он ж нас чуть не убил!

Этот лающий голос мог принадлежать только оборотню – причём проведшему в звериной ипостаси волчью долю своей жизни.

– За такую плату работёнка непыльная, – отрезал тот, что с самокруткой. – Не считая обоза, вообще отдых сплошной.

– Только плату оставшуюся нам зубами выгрызать придётся, драть, – сказал его сосед. – Наш чёрный друг мнит себя до жопы умным, Дэйв. Не дождёмся мы денег, зуб даю. Пришить нас попробует.

…наверняка речь о Воине. Значит, сейчас его среди них нет? Значит, здесь только наёмники?

И тогда четвёртый, всё ещё хранивший молчание – это…

– Пусть попробует, – неуверенно откликнулся тот, кого называли Дэйвом. Пыхнул самокруткой, наполняя воздух запахами табака и болота. – Что мы, вчетвером с ним не сладим? Да ему один Рейн глотку порвёт, коль придётся!

Четвёртый наконец обернулся – но не к напарникам, а к Таше.

Слишком поздно осознавшей, что лучше бы прикрыть глаза.

– Смотрите-ка, кто проснулся, – певуче заметил знакомый оборотень.

Поднявшись с земли, он танцующей походкой приблизился к пленникам. Лишь Таша своим кошачьим взглядом могла заметить, как в тени капюшона кривятся в улыбке его губы, – но то, как настороженно притихли его товарищи, заметил бы любой.

– Рейн, – вымолвил Дэйв, – ты…

– И пальцем к ним прикасаться не сметь, помню, помню, – скучающе протянул тот, присаживаясь на корточки. Капюшон не то спал, не то незаметным движением скинулся с его головы. – Как ты, малышка?

Он улыбался ей. Просто улыбался, – но Таша почти чувствовала волчьи клыки у себя в шее.

– Это невежливо, знаешь ли – молчать, когда тебя о чём-то спрашивают, – не дождавшись ответа, оборотень укоризненно поцокал языком. – А я, может, так ждал, когда мы снова свидимся.

Таша сжала губы.

Он не причинит мне вреда.

– Значит, не хотим быть вежливыми. Я понял.

Ты не причинишь мне вреда. Не причинишь.

Не причинишь, не причинишь…

Таша продолжала молчать, даже когда дыхание, вонявшее кровью и сырым мясом, обожгло ей щёки.

Некоторое время оборотень смотрел на неё, не мигая. Быстро отвернувшись, встал – и Дэйв позволил себе отнять от губ самокрутку, лишь когда Рейн вернулся к костру, чтобы как ни в чём не бывало устроиться подле него.

– Надеюсь, – лениво потянувшись, протянул оборотень, – когда наш чёрный друг наиграется с детишками, то отдаст их нам.

– Хочешь сказать, тебе.

– Ты знаешь, у меня слабость к упрямым девочкам. И мне редко попадаются такие, с которыми мы ещё и одной породы.

Как бы жутко ни становилось Таше при мысли о том, что уготовил ей Воин – то, что мог сделать с ней Рейн, представлялось куда отчётливее.

От этих мыслей впервые за вечер ей стало по-настоящему страшно.

– Ещё раз приблизишься к ней, убью.

Новый голос, прозвучавший в стороне, был негромким, чуть хрипловатым. Не угрожающим: констатирующим факт.

Казавшимся иным, чем запомнился Таше по снам и зеркальному разговору.