– А этот спектакль на поляне? Если бы я его не устроила, вдруг… каким-то образом…
– Не надо, Таша. Они оба мертвы. Ты живёшь дальше. Твои сожаления, твои домыслы ничего не изменят.
Её ослабевшая рука опустилась на столешницу.
– Арон бы маме понравился. Возможно, когда-нибудь я бы и не лгала, называя его отцом…
…когда Таша закрыла лицо дрожащими ладонями, ложка упала на пол.
Она не плакала: просто высшая степень отчаяния бросила её в жар, заставив жмуриться и трястись, как в ознобе.
– Тише. – Алексас опустился на скамью рядом с ней. – Не вини себя. – Руки, закрытые тёмным бархатом изрядно потрепавшейся куртки, обняли её, заставив уткнуться лбом в его плечо. – Ты не могла не убежать, потому что Воин хотел, чтобы ты убежала. Он добился бы этого так или иначе. При встрече с тобой Арон фактически уже был мёртв, только ещё ходил. Его смерть оставалась вопросом времени, потому что Воин не остановился бы. И рано или поздно бы победил, ибо по определению сильнее.
– Последнее, что я сказала ему – что я его презираю, – голос её звучал глухо и надтреснуто, как стекло, бьющееся под подушкой. – Он умер за меня, а это было всем, что он услышал от меня на прощание.
– Таша, ты не должна…
– Но я не могу не винить себя. Не могу.
– Он обманывал тебя. Он играл тобой. Не забывай. Ты сбежала от него поэтому.
Обманывал. Играл. Внушал, использовал…
…какой ерундой кажется всё это в сравнении с тем, что ты никогда больше не перебросишься с ним словом.
Какой ерундой кажутся все обиды, когда важным становится лишь то, что ты не успела сказать.
– Идём. – Вдруг отстранившись, Алексас взял её за руки и потянул за собой. – Думаю, ты позволишь мне преклонить колени перед могилой Её Высочества Ленмариэль.
Метод отвлечения, выбивающий из одного горя напоминанием о другом, был сомнителен – но на Таше сработал. Во всяком случае, мысль о том, что ей стоит навестить маму (только не думать о том, что лежит под землёй), заставила её кивнуть и, безразлично отвернувшись от нетронутого чая, повести своего рыцаря прочь из кухни.
Спускаясь в сад и поворачивая на задний двор, она думала, успело ли последнее пристанище Ленмариэль Бьорк чем-нибудь порасти.
Застыла – не дойдя до разрытой могилы, подле которой чёрным шрамом зияло пепелище костра.
…странное ощущение в затылке предварило прыгнувшие в глаза лиловые круги. Спустя миг после того, как Таша вспомнила и о кровавой луже, неосмотрительно оставленной ею на полу, и о том, что свежую могилу очень легко разрыть, и о других следах, по которым прадмунтцы без труда могли догадаться, что за нечисть шестнадцать лет назад приютило под своей крышей семейство Фаргори.
Но было уже безнадёжно поздно.
– Очнись.
Жар.
Боль.
Солёный привкус, стынущий на губах.
Таша открыла глаза, чтобы увидеть мыски лаковых туфель, попиравших грязный дощатый пол – и эти туфли она узнала бы, даже не видя падавшей на них чёрной суконной юбки.
Она повернулась на спину, вдавливая в пыль скованные за спиной руки.
– Приветствую, святой отец, – выплюнула она, снизу вверх глядя на прадмунтского пастыря. – Так вы ещё и маг, оказывается?
– Я предпочёл служить Богине иным способом, не оскорбляя Её ярмарочными фокусами, но даже мой слабый Дар порой помогает мне воплощать в жизнь слово Её. – Отец Дармиори отступил на шаг, сохраняя на длинном лице почти скорбное выражение. – Перекидываться не советую. По крайней мере, если хочешь встретить конец со всеми конечностями.
– С чего вы взяли…
– Отродья оборотня обычно наследуют проклятье суки, их породившей. И, благо, от предшественников мне достались предметы, позволяющие это проверить. – Дэй разглядывал её задумчиво, как жука, редкость которого не перевешивает вызванного им омерзения. – Столько лет скрываться под моим носом… Дрянь.
– Такие слова да от вас. – Таша не без усилия скривила в усмешке разбитые губы. – А как же справедливый суд и всё такое?
– Над такими, как вы, суда быть не может. Вы – ошибка творения. Ошибки следует исправлять.
И, как это ни было жутко, Таша знала: он сделает с ней всё, что захочет. Потому что в таких деревнях, как Прадмунт, самосуд – не только над нечистью – всё ещё был обычным делом. Полвека назад он бы даже имел абсолютно законное право вынести ей приговор и привести его в исполнение, а сейчас…
Никто из городской стражи не хватится ни Ленмариэль Фаргори, ни её дочерей, пропавших почти месяц назад. Никто даже не узнает, что Таша возвращалась домой – или в место, которое она так наивно, так опрометчиво осмеливалась ещё считать домом.
– Полагаю, мне положено знать, в чём меня обвиняют, – выдохнула она, понимая, что отец Дармиори горит желанием рассказать, как поймал её: иначе он бы здесь не стоял. – Помимо того, что я порождение Мирк, конечно.