Кукольная королева

– Лиар!

Она слушала, как тяжело и напряжённо дышит Джеми, ждавший в паре шагов.

«Не ожидал, что ты соскучишься так скоро».

Голос амадэя смехом раскатился в ушах, – и Таша сглотнула, смачивая пересохшее горло.

– Я хочу поговорить.

«Весь к твоим услугам».

– Я не буду разговаривать с призраком. Я хочу видеть твоё лицо. Хочу смотреть в твои глаза.

Ту пару мгновений, в которые ничего не происходило, Таша думала, что этого следовало ожидать. Что, естественно, амадэй не мог на это купиться.

Потом узнала чувство, которое уже испытала однажды – будто кто-то тянет нитку, привязанную к руке, – и, повернув голову, увидела, как к ней движется мрак.

Мрак был бесформенным, бесплотным. Сгусток черноты без очертаний, заставлявший свет на своём пути исчезать. Но чем ближе он становился, тем отчётливее Таша различала в нём нечто, напоминающее длинный плащ с капюшоном.

Таша смотрела, как приближается чёрная тень, облекавшаяся материальностью на её глазах, – и когда им остался друг до друга только шаг, Палач остановился, насмешливо вскинув безоружные руки, вглядываясь в её лицо.

– Что ж, – произнёс он, – смотри.

Таша расслышала судорожный вдох за своей спиной.

– Джеми, не вмешивайся.

– Таша…

– Ты поклялся мне!

Когда мальчишка отступил назад, Таша почти физически ощутила, как её окатывают волны гнева из-за постигшей его участи безмолвного зрителя.

Нет, Джеми. Здесь и сейчас – есть только я и он.

– Полагаю, ты достаточно умна, чтобы не пытаться вершить месть на Ложных Землях, – сказал Лиар, опуская руки.

– Верно.

– Зачем звала?

– Поговорить.

– Идеальное место для переговоров? Моя магия здесь обернётся против меня, это верно. – Его улыбка была почти благосклонной. – О чём же?

– Что я должна сделать, чтобы положить всему этому конец?

Он рассмеялся так, что не барахтайся Таша уже в болоте безнадёжности, сейчас она рухнула бы в него с головой.

– Ты отомстил Арону, – проговорила она. – Чего ещё ты хочешь?

– Сложный вопрос. – Палач лениво склонил голову. – А ты уверена, что хочешь положить этому конец?

Ветер Равнины леденил её щёки.

– Ты была рождена для иной судьбы, чем ждала тебя, останься всё так, как было. Я знаю, тебе хочется верить, что ваша с матерью деревенская идиллия длилась бы вечно, но, поверь, она закончилась бы куда быстрее и куда трагичнее, – голос его звучал скорее печально, чем вкрадчиво. – Сколько ещё лет вам удавалось бы скрывать свои большие и маленькие тайны? Сколько лет, в которые Ленмариэль Бьорк беспрерывно тосковала бы о жизни до восстания, а ты – о жизни, которой никогда не знала и не смогла бы узнать?

– Я не просила об этом, – сказала Таша еле слышно. – Ни о чём из этого.

– Тем не менее в моих силах дать тебе всё, что ты хочешь. Стоит лишь перестать бороться и убегать. Подумай об этом.

Её ресницы дрогнули.

…она не могла видеть, но знала: Равнина распростёрла вокруг него бездну его собственной души. И она куда страшнее, чем бездна, которая открылась Таше вместо ручья.

Из лабиринта зла не бывает выхода. Чем отчаяннее ты пытаешься выбраться, чем больше мечешься во тьме, тем скорее отдаляешься от спасения и стремительнее тонешь во лжи самому себе. Ведь предпочтение одного тёмного пути другому тёмному пути – не выбор. Ты можешь достичь центра, ты можешь упасть на дно и оттолкнуться от него, но после уже бесполезно выбираться из мрака через мрак: нужно поднять голову и увидеть проход там, где над пеленой тьмы ждёт свет. Да только тот, кто стоял перед ней, слишком долго бродил по лабиринту собственной души. Бродил – и бродит до сих пор.

Теперь, наверное, неспособный увидеть солнце без того, чтобы оно не выжгло ему глаза.

…«тьму не изгонишь тьмой»…

Когда Таша подняла глаза, посмотрев в лицо Палача – без ненависти, мягко, почти с состраданием, – под её ногами желтели одуванчики.

– Хорошо. – Медленно, медленно Таша шагнула к нему – и бездне за его спиной. Которой она больше не видела, но знала, что она есть. – Я больше не буду от тебя убегать. Ведь… это должно быть жутко, верно?

Когда Таша обняла его, Палач едва ощутимо вздрогнул.

– Это должно быть жутко, – прошептала она, привстав на цыпочки, обвивая его шею руками. – Жить вечно и вечно оставаться одному. Один на один со своей ненавистью. Один на один с самим собой.

Он не двигался. Он этого не ждал.

Значит, не ждёт и того, что будет дальше.

Сжимая в пальцах чёрные одежды, Таша зажмурилась – и, оттолкнувшись от земли, боднув лбом в плечо, толкнув всем телом, заставила его потерять равновесие.

…«если вдруг вздумает явиться, окажется заперт в этом теле, хотя бы на время»…

Миг они оба балансировали на краю. Потом амадэй, не устояв, беззвучно рухнул спиной назад – вместе с Ташей, лишь тогда осмелившейся разжать пальцы, чтобы упасть на резной камень, переброшенный через весело журчащую речку.

Она так и не увидела, как Палач тонет в объятьях бездонной сизой мглы, провалившись сквозь мост, которого для него не могло существовать.