Их класс как-то сам собой собрался вокруг одного костра – другие сияют поодаль, разбросанные по всему полю, наполняя летнюю ночь тенями и дымом. В Ночь Середины Лета, самую короткую в году, жители Прадмунта всегда собираются на лугу за деревней, чтобы пить, травить байки и жечь костры до рассвета. Есть ещё Ночь Середины Зимы, самая длинная, но в неё, напротив, никто не покидает дом.
В эти ночи грань между мирами очень тонка. Слишком тонка. Недаром на детей, рождённых в Ночь Середины Зимы, падает проклятие оборотничества. Зато летом люди вовсю стараются воздать должное нечисти, дабы в грядущем году встреча с ней тебя миновала – и чем жутче легенда, артистичнее рассказчик и колючей мурашки у слушателей, тем щедрее сказителю подливают пиво или сидр.
Приняв ладонь Гаста, Таша поднимается с бревна и тянет за собой Лив, но сестра упирается:
– Катай меня!
– Опять? Не много ли хочешь, стрекоза?
– Покатааай!
Вздохнув, Таша опускается на корточки; Гаст терпеливо ждёт рядом. Дождавшись, пока сестра вскарабкается на спину, встаёт, поддерживая Лив под коленки.
– Нно, лошадка! – та ликующе обвивает Ташину шею тоненькими ручонками.
– Иго-го, – охотно подыгрывает Таша, для пущей убедительности цокнув языком.
Они идут за остальными сквозь ночь, расцвеченную пламенем, по выкошенной траве. Ветер душистый, травяной, жаркий: не то летний зной, даже ночью не отступавший, не то марево костров.
– …ночи сменяли дни, начинались новые и так же таяли в ночи. Элль ждала…
Звучный, распевный голос дэя – ровно так же он читал молитвы и строки из учебника – далеко разносится над полем. Достигнув столпотворения вокруг пастыря, дети ящерками скользят ближе к костру, чтобы под сердитое шипение взрослых рассесться кто где.
– …пришли мужья, отцы и братья её подруг, счастливые оттого, что война завершилась, – отец Дармиори говорит неторопливо, смакуя слова, как хорошее вино. – Но жених Элль всё не возвращался…
– Знаешь эту легенду? – шепчет Гаст.
Таша мотает головой; она самая начитанная в классе (хотя бы потому, что немногие в Прадмунте могут позволить себе столько книг), но в свои четырнадцать едва ли может перещеголять пастыря, который помимо семьи и Богини любит разве что чтение.
– …Элль плакала и рассказывала о своём горе молчаливой тьме, она призывала смерть, но та не приходила…
– У смерти и без того дел хватает, чтобы ещё бегать по первому зову к страдающим девчонкам, – ворчит Гаст, и Таша хихикает в ладошку.