А. Н. Насоновым были раскрыты изменения в отношениях между Ордой и Москвой в 60-х годах XIV в.[500]
Одновременно с наступившим в эти годы распадом Золотоордынской державы на ряд сражающихся между собой ханств наблюдается рост самостоятельности Московского княжества, которое, используя противоречия между отдельными улусами, все более решительно стремится подчинить своей власти русские княжества северо-востока. Из них оказать эффективное сопротивление оказались способны лишь те, кто мог опираться на поддержку Литвы (Тверь прежде всего). Стремясь ослабить Москву, объединительная политика которой угрожала основам ордынского господства над русскими землями, фактический правитель наиболее крупного из монголо-татарских ханств темник Мамай должен был оказывать поддержку именно этим княжествам, и на данной основе могло возникнуть сближение между мамаевой Ордой и Великим княжеством Литовским.Сближение это наметилось не сразу. Первоначально в Вильне воспользовались начавшимся распадом Золотоордынского государства, чтобы раздвинуть границы Великого княжества на юг. В 1363 г. Ольгерд предпринял поход в бассейн Буга против монголо-татарских князей Хаджибея, Кутлубути и Дмитрия, распоряжавшихся Подолией. После поражения, нанесенного этим князьям литовским войском, в Подолии «Олгирдовым преизволением и с помочью Литовские земли» сели племянники Ольгерда — Кориатовичи[501]
. Хотя, возможно, открытой войны между обоими государствами не было, так как упомянутые выше князья могли быть противниками Мамая, несомненно, литовская активность на юге находилась в противоречии с интересами мамаевой Орды, непосредственно граничившей с Великим княжеством. Характерно, что на это время литовского продвижения на юг пришлось определенное улучшение во взаимоотношениях московских князей с Литвой и ее союзниками: в 1363 г. митрополит Алексей— фактический глава московского правительства в малолетство Дмитрия Донского — ездил в Литву и поставил епископа в Брянске, в июне 1364 г. он посетил Тверь и крестил приведенную туда дочь Ольгерда[502].Однако тенденция к сближению восточноевропейских государств на почве общей борьбы с Ордой не получила развития; наоборот, стали намечаться определенные контакты между Ордой и Литвой. Первое свидетельство о таких контактах дает летописная запись под 1365 г.: «Тое же зимы еда из Литвы [к] весне Иляс Коултубузин сын был во Тфери»[503]
. Упомянутый в этой записи Ильяс, сын Кутлубуги[504], — несомненно, ордынский посол, ездивший в Литву. То, что посол ехал из Литвы через Тверь, думается, свидетельствует о начавшемся сближении Твери и Литвы с Ордой. Поездка посла, вероятно, не случайно пришлась на тот момент, когда на тверской княжеский стол сел зять Ольгерда Михаил. Еще более ясно тенденция к сближению Литвы и Орды выступает в начале 70-х годов, когда Мамай дал тверскому князю Михаилу ярлык на Владимирское великое княжение. В летописи указывается, что для хлопот о ярлыке Михаил Тверской в 1370 г. поехал в Орду прямо «из Литвы»[505]. В этом можно видеть косвенное указание, что его поездка в Орду была согласована с Ольгердом. Имеем и более прямые данные об установлении союзных отношений между двумя государствами: по сообщениям орденских хронистов, в битве с крестоносцами на Рудаве в 1370 г. на стороне литовцев участвовали монголо-татарские войска[506], которые, по мнению некоторых исследователей, были посланы на помощь литовским князьям Мамаем[507].Разумеется, совпадение интересов союзников не следует преувеличивать. Характерное указание в летописи, что Михаил Тверской отказался от обещанной ему Мамаем вооруженной поддержки[508]
, говорит за то, что тверской и литовский князья не были в то время заинтересованы в слишком широком вмешательстве Орды в ход борьбы за Владимирское великое княжение. Кроме того, и Ольгерд, и Михаил Тверской, вероятно, принимали во внимание ту отрицательную реакцию, которую их прямое сотрудничество с Ордой могло вызвать как у населении русского северо-востока, так и у населения белорусских и украинских земель Великого княжества. В итоге на рубеже 60–70-х годов XIV в. до прямого сотрудничества литовских и ордынских войск дело не дошло. Однако наличие даже частичного соглашения между Литвой и Ордой создавало для московского правительства серьезные трудности.