Кулинарная битва

Джей! Она поняла, что все время о нем думала. Джей был с ней рядом. Не тот Джей, которого видят все, который считает шампанское лекарством от любых болезней и проблем, а другой, настоящий, который неделю назад поднимал тост за ее – за их общую – способность начать все сначала. Джей, который тосковал по своей бейсбольной перчатке. Истинный Джей.

Но кто бы ни был ее истинный Джей, кто такая настоящая Мэй, он не знает. Барбара знает. Эйда знает. «Мими» знает. Даже Аманда, скорее всего, догадывается.

Но почему же Аманда не видела, что с Барбарой происходит? Почему не сказала Мэй, не пришла сюда, не постаралась что-то наладить? Кто спорит, мать упряма, и, наверное, в том, что они почти не разговаривают, виновата не одна Аманда. Но это совсем не значит, что сестра может поступать, как ей захочется. Нельзя уйти от тех, кого любишь. Настало время Аманде об этом напомнить.

Мэй достала телефон, а там… сообщение Джея, так и оставшееся без ответа. Легче воевать с людьми, чем воевать за них. Подняв глаза к потолку и часто-часто моргая, она старалась подавить слезы. Плотно сжала губы – они дрожали. В конце концов она смогла выговорить:

– Мама, я со всем разберусь. – Мэй вздохнула и соскочила с высокого табурета. На сегодня с нее достаточно. – Теперь нам предстоит генеральная уборка.

Аманда

Нэнси уехала, и на Аманду все словно ополчились. Вечер пошел под откос. Внезапно всем стали мешать камеры. Народ от них неприязненно отворачивался. При появлении Сабрины или кого-то из ее команды разговоры обрывались на полуслове. Краем уха Аманда услышала, как Мари-Луиза отрезала то ли ведущей, то ли оператору:

– Не лезьте ко мне в сумку своей камерой.

Аманда устала. Устала физически, оттого что сегодня весь день была на ногах. Но вместе с тем ее давила та застарелая усталость, которую она пыталась стряхнуть еще тогда, когда начала писать имейлы «Кулинарным войнам». Усталость от ежевечернего стояния у стойки распорядителя во «Фрэнни»; усталость от обязанности закрывать ресторан, когда нормальные люди уже спят; усталость от своих постоянных наигранных улыбок и ощущения, что традиции, которым она служит, – чужие, а сама она – перекати-поле.

Дорога домой казалась бесконечной: Гас угрюмо молчал, Фрэнки, сердито зыркая на нее, скользила пальцем по экрану телефона и то драматически ахала, то с сумасшедшей скоростью что-то печатала. Аманда поклялась себе не дотрагиваться до собственного телефона, пока дома все они не разойдутся по своим углам. И вот теперь она читает комменты на Фейсбуке и жалеет, что не отложила это занятие до завтрашнего утра.

Комментарии про мышь, про пироги и про то, что «живущий в этаком свинарнике не может содержать в чистоте заведение общественного питания», должны были бы быть для нее музыкой. Именно об этом она и сама думала лет с десяти. Но почему-то от фейсбучных комментов ее передергивает. Почему в них столько яда? Почему так остро реагируют на проблемы Барбары и «Мими» люди, вообще никакого отношения к ним не имеющие?

А потом еще и Пэтчес!

Такие люди не имеют права держать собак!

Немедленно заберите оттуда щенков!

Надеюсь, прежде чем опубликовать это видео, вы позвонили в Общество защиты животных.

Если собаки все еще остаются в этом доме, позор «Кулинарным войнам»!

Аманда не пропускает ни слова, и ее мутит все сильнее и сильнее. Сказанное Сабриной преследует ее, как заезженный мотивчик, который ненавидишь, но который все время крутится в голове: «Ты прекрасно знала, что я сделаю. Не хотела бы выставить мать на всеобщее обозрение, оставила бы все при себе и ничего бы мне не сказала».

Она просто хотела играть на равных. Она не делала того, в чем сестрица ее обвинила, да еще обвинила, прекрасно зная, что такого сделать она не может. Почему бы и Аманде не сказать о том, что сделала Мэй, а вернее, о том, чего она НЕ сделала? Уехала отсюда сто лет назад, даже не уехала, а удрала, только пятки сверкали. Носа сюда сто лет не совала, а если с тех пор появлялась, палец о палец не ударила, чтобы Барбаре как-то помочь. И это при том, что помогать таким, как их мать, – ее работа. Выходит, она, Аманда, по справедливости поступила.

И все, что сказала, все сущая правда.

И нечего ей себя грызть и мучиться.

Она положила телефон экраном вниз, как будто доски стола могут сдержать поток фейсбучного злословия. Когда ее что-то мучает, единственное спасение – рисовать. Аманда пошарила в сумке в поисках альбома – пусто.

Без паники! Сама же запихала альбом в кухонный ящик, куда всегда – с глаз долой – складывала всякий мусор. Подошла к ящику, предвкушая, как сейчас сожмет в пальцах карандаш, но, открыв его, альбома не обнаружила.