При всем том термин «pater familias» не многозначен. Речь может идти лишь о различных его аспектах. «Отец семейства» сам по себе — лицо, никому не подвластное; по отношению к подвластным лицам он— глава (princeps) фамилии (Uf., 4, 1); по отношению к дому, как к целому и к имуществу, он — хозяин, и это значение выражено в распространенном словосочетании «diligens pater familias» — «рачительный хозяин» (ср.: D, 13, 7, 14: еа quae diligens р. f. in suis rebus praestare solet…).
Понятие «mater familias», напротив, со временем стало многозначным, и различные его значения оказались несогласуемы друг с другом. Первоначально оно связывалось с состоянием в браке cum manu, но толкования его исконного значения поздними авторами тоже противоречивы. У Феста (112 L.) читаем: «Мать семейства начинала так называться не раньше, чем ее муж будет назван отцом семейства. И это звание может иметь в одной фамилии только одна. И ни вдова, ни бездетная так зваться не может». Но, по Боэцию, (со ссылкой на Ульпиана — см. In Cic. Top., 3–4. — FIRA, II, p. 307) жена именовалась «матерью семейства» с момента заключения брака.
В Дигестах мы встречаем термин «mater familias», употребленный для обозначения просто законной жены — даже жены подвластного сына (D, 1, 7, 44, Procul. — I в.). С таким словоупотреблением, казалось бы, согласуется противопоставление «матери семейства» и «блудницы», которые различались друг от друга одеждой (47, 10, 15, 15, Ulp.), — ведь, как уже говорилось, и обозначение «жена» считалось почетным. Однако Марцелл (II в.) писал, что «почетное звание матери семейства» (matris familias honestas) не подобало той, которая отдалась в наложницы кому-нибудь, кроме патрона (D, 23, 2, 41, 1), из чего как будто бы следует, что отпущеннице — наложнице патрона оно подобало. Несколькими десятилетиями позже, правда, Ульпиан писал, что «для патрона почетнее иметь отпущенницу наложницей, чем матерью семейства» (т. е. женой — 25, 7, 1). Но в Ульпиановом же общем определении «матери семейства» представления о ее положении в обществе и о состоянии в браке оказываются оторванными друг от друга: мать семейства — это женщина, которая «живет честно» (non inhoneste), а «посему не имеет никакого значения, замужняя она или вдова, свободнорожденная или отпущенница, ибо не брак и не происхождение (natales) создают мать семейства, но добрые нравы» (50, 16, 46, 1); «мать семейства» значит «женщина уважаемая и влиятельная» (notae auctoritatis femina-43, 50, 3, 6, Ulp.).
Однако уже у Цервидия Сцеволы (современник Гая) мы находим принципиально иное техническое употребление термина «мать семейства», а именно — по аналогии с «отцом семейства» — для обозначения женщины «собственного права», приобретенного ею в результате смерти отца или же эманципации (D, 82, 41, 7). Такое же словоупотребление — наряду с охарактеризованными выше — типично и для Ульпиана — см.: D, 1, 7, 25: «…своей дочери, которая жила как мать семейства по праву эманципироваыной (quasi iure emancipata)». Цецилий Африкан (то же время) упоминает о споре дочери с отцом по поводу приданого (по смерти ее мужа): отец утверждал, что дочь в его власти и приданое должна отдать ему, дочь же заявляла, что она «мать семейства» и хочет судиться (D, 23, 3, 34). Противопоставление «дочери семейства» и «матери семейства» как противоположных (в отличие от прежнего «filiae loco»!) юридических состояний находим опять-таки и у Ульпиана (38, 17, 1, 1). Поэтому, думается, нет оснований сомневаться в аутентичности отрывка из «Институций» Ульпиана (D, 1, 6, 4), где после определения «отца семейства» добавляется: «…подобным же образом матери семейств», откуда можно заключить, что и они могли быть несовершеннолетними (издателями Дигест эти слова заподозрены как интерполяция). Добавим, что женщина, ставши лицом «собственного права», оказывалась «и началом, и концом (et caput et finis) своей фамилии» (D, 50, 16, 195, 5), что понятно, так как своих детей она не имела во власти (G, 1, 104).
Устойчивость представлений, связанных с понятием «отец семейства», напротив, связана с тем, что, по выражению Э. Захерса (RE, s.v. pater familias, Sp. 2124), «римская юридическая система» ставила «отца семейства» в самый центр «правопорядка». Именно это понятие, правовое, но в конечном счете выражавшее определенное социально-экономическое содержание, вновь, так сказать, собирало воедино дифференцированные значения слова «фамилия» в общем представлении о первичной ячейке римского общества.
Сохранившееся на протяжении всей истории этого общества единство манципационной формулы для передачи земли, рабочего скота, рабов и подвластных свободных лиц (пусть по отношению к последним применение манципации в конце концов практически ограничилось вспомогательными процедурами), устойчивое представление об одном лице, которое «в доме располагает доминием» и т. п., без сомнения, показывает, что мысль об однородной отеческой власти очень долго продолжала жить в римском общественном сознании.