Культура древнего Рима. Том 2

И все же подобная нюансированная дифференциация, видимо, была связана с разработанной юридической конструкцией и свойственна лишь специальному языку. За их пределами словоупотребление и синонимика интересующих нас терминов были гораздо свободнее. Так, младший современник Гая Авл Геллий (автор, не чуждавшийся правовых вопросов и имевший опыт судейской практики, но не специально юридический писатель) употребляет выражение «in manu mancipioque» применительно к жене (т. е. как равнозначное «in manu» Гая) — см.: Gell., 4, 3, 3; 18, 6, 9, причем во втором случае оно отнесено и к мужу, который сам состоит во власти (т. е. равнозначно «in potestate» Гая):…quae (жена. — В. С.) in mariti manu mancipioque aut in cuius maritus manu mancipioque esset. Можпо счесть словоупотребление Геллия неюридическим, но нет сомнений, что оно было и естественным для него, и понятным для его читателей, а значит, имело корни в общественном сознании римлян.

Материал источников, свидетельствующий о первоначальном широком значении (и употреблении) слова «mancipium», был собран Ф. Де Фисхером и частично приведен в книге Д. Диошди, который указывает и на примеры синонимического употребления (не обязательно в специфически юридическом значении) всех трех терминов, обозначавших у Гая различные виды «права другого»[93]. Так, о применимости понятия «manus» к любому лицу «чужого права» свидетельствует само слово «manumissio». О применимости понятия «manus» к имуществу см.: Plaut. Merc, 454:..illi suam rem esse… in manu — «его имущество в его власти» (конкретно имеется в виду рабыня, но для общего смысла утверждения это неважно), или Sen. De ben., 7, 4, 6: Omnia patris sunt, quae in liberorum manu sunt — «Все, что во власти детей, принадлежит отцу». Слово «potestas» применительно к имуществу встречаем в цитате из XII таблиц: Si furiosus escit, adgnatum gentiliumque in eo pecuniaque eius potestas esse — «Если (кто) сойдет с ума, то власть над ним и его имуществом принадлежит его агнатам и сородичам» (V, 7а — Rhet. ad Her., I,23). Впрочем, слово «potestas» было многозначным и могло означать фактическое обладание (см.: D, 50,16, 215, где говорится, в частности, о возвращении «во власть господина» украденной вещи). Выражение «in manu» — «во власти» — в общем значении могло употребляться (как, разумеется, и «potestas») применительно даже не к телесному объекту, а к возможности — см.: Plaut. Amph., 564: Istuc tibist in manu: nam tuus sum — «Это в твоей власти, ибо я твой». Выражению «suae potestatis» («подвластный лишь себе» — D, 1, 6, 4, Ulp. — в юридическом смысле), несомненно, отвечает «sui iuris ас potestatis», метафорически употребленное Цицероном (Ad Brut., I, 16, 4) применительно к римскому государству. Впрочем, и подобное словоупотребление могло быть буквальным — ср.: Liv., I, 38, 2: Estne populus Conlatinus in sua potestate? — «В своей ли власти народ коллатинский?» (формульный язык переговоров о сдаче Коллации под власть римлян).

Эти примеры показывают, что за пределами дифференцированной системы юристов можно наблюдать достаточно широкую взаимозаменяемость трех понятий, которые правовой мыслью были в конце концов закреплены за различными категориями «права другого», а главное, приложимость этих понятий не только к лицам, но и к вещам. Первое из этих наблюдений заставляет Д. Диошди заключить о трудности (если не невозможности) дифференциации их первоначальных значений[94]. Второе — выделить понятие «mancipium» как наиболее употребительное в применении и к лицам, и к вещам, поскольку термин этот указывает на акт манципации, где эти два понятия не противопоставляются друг другу и, более того, их взаимоотношение свидетельствует об одинаковом правовом и социально-психологическом отношении контрагентов акта к различным его объектам: подвластным свободным лицам, рабам, рабочим животным и земельным участкам. Диошди говорит в этой связи о слове «mancipium» как выражающем общий характер «однородной отеческой власти» (patria potestas), охватывающей собой как «лиц» (в том числе свободных), так и «вещи» (Диошди говорит только о res mancipi, но приведенный им материал позволяет говорить о вещах вообще), соединяющей в себе как имущественный, так и личностный элемент[95]. На наш взгляд, предпочтительнее было бы говорить о недифференцированности в ней названных элементов[96]. Диошди относит свой вывод только к древнейшему римскому праву. Нас интересует в первую очередь отвечающее этому праву общественное сознание, которое не могло не отразиться и на дальнейшем развитии права и римской культуры. Для того чтобы понять, чем была и что значила для римлян недифференцированная «отеческая власть», обратимся теперь к римскому понятию «фамилия».